Начало и происхождение пейзажных садов – Лихачев Д.С. “О садах” – Садово-парковое искусство

Библиотека: книги по архитектуре и строительству | Totalarch

Вы здесь

Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Лихачёв Д.С. 1998

Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей
Лихачёв Д.С.
Согласие. Москва. 1998. Издание третье, дополненное и исправленное
471 страница
ISBN 5-86884-075-5; 5-88149-037-1

Книга патриарха отечественной филологии академика Дмитрия Сергеевича Лихачева посвящена проблеме соотношения творчества поэта с садовым искусством, исследует вопрос, каким общим стилям, стилистическим формациям они подчиняются, какие общие идеи выражают, а кроме того, какую роль играет садово-парковое искусство в творчестве поэта.

Предисловие к третьему изданию
Предисловие ко второму изданию
Предисловие к первому изданию
Введение

I
Сады Древней Руси и западного Средневековья
Сады западного позднего Средневековья

II
Сады Ренессанса
Сады Барокко
Сады Классицизма
Сады голландского Барокко

III
Русские светские сады XVII века
Сады петровского времени

IV
Начало и происхождение пейзажных садов
Сады Рококо

V
Сады Романтизма

VI
Пушкин и «сады Лицея»
«Темные аллеи» русских усадебных садов
Эклектика в садово-парковом искусстве второй половины XIX в.

Вместо заключения
Список литературы
Список трудов и статей Д.С. Лихачева по теме «Сады и парки»

Предисловие к третьему изданию

Третье издание «Поэзии садов» выходит без особых изменений. Исправлено несколько неточностей и опечаток, добавлено несколько разъяснений и уточнений. В 1991 г. книга вышла на польском языке: D. Lichaczow «Poezja Ogrodöv», Ossolineum, 1991.

В 1996 г. книга вышла на итальянском языке в издательстве «Einuudi»: Dm. Lichaèev «La Poesia dei Giardini», Torino. В следующем году она получила специальную премию фонда Хемберри по садоводческому искусству.

Моя большая благодарность переводчику книги на польский язык Наталии Сакович.

Благодарю от души господина Дж. Ейнауди, субсидировавшего перевод и издание книги в своем издательстве, а также Анну Рафферти, Барбару Рончетти, Клаудию Занчетти и, особенно, моего старинного друга академика Санто Грачотти за труд по изданию этой книги на итальянском языке. Самая большая моя благодарность Марине Бенцони за инициативу и помощь, постоянно мне оказываемую во всех моих деловых связях с Италией.

Предисловие ко второму изданию

Второе издание выходит со значительными дополнениями. Никаких принципиальных изменений в мою концепцию, рассматривающую стили в садово-парковом искусстве (а только этому и посвящена моя книга) в связи с великими стилями в искусстве в целом, я не вношу. Несколько развита в концептуальном отношении та часть книги, где рассматривается связь садово-паркового искусства конца XIX — начала XX в. со стилем реализма. Думаю, что некоторые мои соображения о садах позволяют понять отдельные особенности смен стилей и в литературе.

Большая моя благодарность тем, кто обратил внимание на некоторые ошибки в первом издании книги: в первую очередь Н.А. Жирмунской, доктору Э. Кроссу (Кембридж), Н. А. Силантьевой и В.Н. Яранцеву.

Благодарю своих японских коллег, переведших и издавших книгу в Японии.

Предисловие к первому изданию

Эта книга — не история садов и не описание отдельных произведений садового искусства. Это попытка подойти к садовым стилям как к проявлениям художественного сознания той или иной эпохи, той или иной страны. Страны и эпохи, разумеется, взяты не все, а только те, что могут помочь что-то объяснить в особенностях русских садов. Поэтому голландской разновидности Барокко уделено больше внимания, чем французскому Классицизму, а Романтизм занимает в книге самое большое место, ибо его значение в русском садовом искусстве было особенно велико.

«Поэзия садов» — что я имею в виду? Есть польская книга со сходным названием «Поэт в саду», но в данном случае это совсем не то. «Поэт в саду» имеет в виду творчество поэта в саду и о саде. Меня же интересует другой вопрос — как соотносится творчество поэта с садовым искусством, каким общим стилям, каким стилистическим формациям они подчиняются, какие общие идеи выражают, а кроме того, разумеется, какую роль играет садово-парковое искусство в творчестве поэта.

Одним словом, моя книга входит в огромную тему о соотношении искусств.

А соотносятся они главным образом на почве общих стилевых тенденций эпохи — стиля в широком, искусствоведческом понимании этого слова.

Моя задача состоит в том, чтобы продемонстрировать принадлежность садов и парков определенным стилям в искусстве в целом, через которые и осуществляется связь садово-паркового искусства с поэзией. В каждую эпоху мы можем заметить определенные признаки «стиля эпохи», которые в равной мере сказываются в садах и в поэзии, подчиняются эстетическим идеям эпохи.

В моих занятиях темой садового искусства большую помощь оказывали мне мои дочери искусствоведы — Людмила Дмитриевна и Вера Дмитриевна Лихачевы. Их дружеской придирчивой критике, их светлой поддержке я многим обязан в работе над этой книгой.

Всегда жизнерадостная и энергичная Вера трагически погибла 11 сентября 1981 г. Ее светлой памяти я посвящаю эту книгу.

Пейзажный стиль: начало садового устройства

Дом и сад, близкие и дорогие человеку понятия, по-своему выражают двойственность материального и духовного начал. Ветерок в саду может “петь”, “танцевать”, “напевать”, “нашептывать”, а в доме превращается в сквозняк. Дом, прежде всего, необходимое условие для нормального существования человека.

Чем он благоустроеннее и удобнее, тем более он ценится. Император Нерон, поселившись в новом дворце, названном Золотым домом, воскликнул: “Наконец-то я могу начать жить по-человечески. ” Потребность иметь крышу над головой — объективная необходимость, без сада вполне можно обойтись. Это некое приятное дополнение из сферы субъективного. Вместе с тем даже само словосочетание “дом без сада” ассоциируется с чем-то сухим, скучным, обездоленным. Меняется несколько букв, и от “дома с садом” уже веет свежестью, ароматом, умиротворением. Английский писатель и философ Фрэнсис Бэкон (1562-1626 гг.) в эссе “О садах” написал, что сад представляет “самое чистое из всех человеческих наслаждений. Оно более всего освежает дух человека, без него здания и дворцы всего лишь грубые творения его рук”.

Дом со своим внешним обликом так или иначе, удачно или не очень вписывается в окружающую среду, поскольку сам становится одним из объектов этой среды. Внутреннее его содержание имеет свои задачи, свою художественно-конструктивную систему, которая в прямом и переносном смыслах замкнута в пространстве стен. С практической точки зрения никаких коллизий, то есть сложностей и противоречий, между интерьером и садом не было и нет. Каждый существовал и развивался по своим законам в соответствии с функциональной предназначенностью. Можно сказать, что в усадебном ансамбле интерьер выступает как интравертная структура, а сад — как экстравертная.

Интерьер мог оставаться неизменным долгое время, мог переделываться и дополняться, но он всегда оставался ограниченным пространством. Сад тоже мог быть огражденным, изолированным от окружающей некультивированной природы, но деревья, кусты, цветы, травы постоянно растут, и нужны немалые усилия, чтобы удерживать их в определенных формах и границах. Тем не менее они не были строго изолированными системами, поскольку оба связаны с жизнью человека, и потому существовали аспекты их соприкосновения.

Начало садового устройства, как известно, имеет непосредственное отношение к идее представления рая на Земле. Д.С. Лихачев, говоря о семантическом значении сада как книги, “по которой можно прочесть Вселенную”, отмечает, что “сад — книга особая: она отражает мир только в его доброй и идеальной сущности. Поэтому высшее значение сада — рай, Эдем. Это представление о саде, как о рае, остается надолго — во всех стилях садового искусства Средних веков и Нового времени вплоть до XIX в.”

Вместе с тем в разные эпохи сады наделялись и многими другими свойствами и задачами. Они отвечали не только духовным потребностям и философско-эстетическим представлениям общества, но и отражали индивидуальные взгляды владельцев и практические интересы.

Создание сада, даже самого регулярно-распланированного и остриженного невозможно без учета природного фактора, поэтому в любом саду всегда в той или иной степени присутствует вольный дух Природы. Интерьер полностью подчинен человеку, который устраивает свою жизнь внутри дома, обеспечивая себе максимально возможный комфорт и облекая его в эстетизированную форму в соответствии со своими вкусами, возможностями, а также модой и другими веяниями времени.

“У каждого человека должны быть Дом и Жилище, которые могли бы служить Театром его гостеприимства, местом для услаждения его самого, Источником удобства в его частной жизни, лучшим и значительнейшим из того, что унаследуют его дети, в общем, Дом — это своего рода отдельное Княжество” (Генри Уоттон “Основы архитектуры”, 1624 г.)

Как бы люди ни называли свои дома — “княжеством”, “крепостью”, “гнездышком”, и как бы эффектно они их ни украшали, они не могли полностью отключиться от величественного и бесконечно разнообразного прекрасного мира Природы. Природные мотивы, прямо или опосредованно, встречаются в оформлении интерьеров на всем протяжении исторического времени начиная с античных мозаик и древнеримских фресок.

Одним из замечательных примеров является роспись в Садовой комнате в Доме Ливии в Риме, выполненная в I веке до н.э. На большой плоскости стены в мягкой, нежной зелено-голубой цветовой гамме воспроизведен уголок чудесного сада. Это еще не “обманка”, но художник создал определенную иллюзию “устранения” стены и как бы открыл вид на сад. Можно, конечно, сказать, что “сад практически вторгается в пространство комнаты”. Но какой сад? Это — отвлеченный идеализированный образ райского места, никак не связанный с реальным природным окружением.

Очаровательный пример “классической” “обманки” представляет Комната Весны на вилле Фальконьери “Ла Руфина” во Фраскати (1670-е гг.). Стены и потолок в ней расписаны парковыми сценами со скульптурами, архитектурными сооружениями, пышно задрапированными сочной зеленью деревьев и кустарников, эффектом пространственной глубины. На одной из стен нарисован “выход” на внешнюю террасу с лестницей, ведущей в простирающийся вдаль парк. Несмотря на натуралистичность живописи, этот интерьер так же, как и другие, оформленные в иных самых разных стилях, абсолютно не связан с настоящим парком. Не случайно на окнах в нишах имеются внутренние ставни, также расписанные. Когда они открываются, то живая природа, безусловно, диссонирует с очень симпатичным, но искусственным миром Комнаты Весны.

Античные атриумы и продолжившие их тип дворики-сады средневековых монастырей хотя и находились в середине зданий и были включены в общую архитектурную композицию, но непосредственно с интерьерами не были связаны.

Прямой необходимости какого-либо объединения интерьера и сада не было, но отдельные взаимовлияния имели место. Если в интерьерах это проявлялось в “садовом стиле” декора, то в садах со временем появилось увлечение “интерьерной” планировкой. Д.С. Лихачев в своей книге “Поэзия садов” писал: “Ренессансные сады делились на прямоугольные “зеленые кабинеты”, где можно было уединиться, читать, размышлять или беседовать с друзьями. “Зеленые апартаменты” были изолированы и посвящены каждый своей теме. В некоторых был устроен лабиринт с тем или иным аллегорическим значением, в другом — плодовый сад, в третьем были собраны душистые растения. “Зеленые апартаменты” соединялись между собой коридорами, лестницами, переходами. Они так же украшались, как украшались и сами комнаты, и залы во дворце, их переходы и лестницы”. Но это опять же была игра в стилизацию и только на одном поле. Органичной связи еще не было.

В садах барокко (XVI-XVII вв.) наметилась тенденция к некоторому сближению интерьера и сада за счет специально рассчитанных пейзажных видов, открывавшихся из окон. В книге Д.С. Лихачева читаем: “Для барокко характерно стремление в садовом искусстве создавать из кустов и деревьев скульптуры, соединять садовое искусство незаметными переходами с архитектурой и живописью, создавать декорации из зеленых насаждений, обращать особое внимание на оттенки листвы, краски цветов, учитывать отражения в воде, и противиться естественным законам, проявляя особенное внимание к вздымающимся вверх фонтанам, опускающимся вниз растениям, свисающих с высоких стенок или вьющимся по камню, решеткам”.

Необычайное разнообразие, обилие архитектурных и декоративных элементов, поражающие воображение приемы и эффекты по духу сближали сады с пышным декоративным оформлением барочных интерьеров.

Интересно, что и на следующем этапе развития, связанном с совершенно иным стилем — классицизмом, при котором сады приобрели геометрическую сдержанность и пространственную плоскостность, эта связь не прервалась. Не говоря о Версале, можно вспомнить дворцовые ансамбли в Царском Селе и Петергофе. В обоих случаях из больших окон дворцов, занимающих центральное место в ансамблях, открываются величественные парковые панорамы, усиливающие общую атмосферу парадности, роскошной репрезентативности. Совсем иные варианты сопровождают остальные здания и павильоны. Например, камерный, уютный Монплезир в Петергофе окружен соответствующими его характеру и размерам садовыми “картинами”. Сады все более стали гармонировать не только с внешней архитектурой, но и с внутренним содержанием зданий. Этому способствовали разные факторы культурно-исторического развития человеческого общества. Забавный этикет ввела императрица Елизавета в Петергофе. Все приглашенные на приемы обязаны были являться во дворец в одежде зелено-белых тонов, которые соответствовали основной цветовой гамме парка.

Оригинально и органично слились сад и интерьер в стиле рококо, причем на первое место выдвинулся сад, который буквально заполнил интерьеры и своими мотивами в обильном декорировании и непосредственно отражаясь в многочисленных зеркалах. “Убранство садовых дворцов рококо обычно соответствовало саду. Цветами были расписаны плафоны, вышиты обои, каминные экраны. Цветы были на коврах, в деталях решеток и т.д. — при этом подбирались по преимуществу те сорта цветов, которые были видны из окон”. Это была увлекательная артистичная игра в эмоционально-художественное равновесие, виртуозно отразившая легкость и жизнерадостность этого краткого, но яркого стиля.

По мере усиления философского и поэтического осмысления садов они приобретали все большую значимость. Садовые стили не сменялись резко и окончательно, но довольно плавно переходили один в другой, порой мирно уживаясь по соседству, как, например, регулярные партеры перед зданиями сочетались с пейзажными парками.

Создание пейзажного стиля

Пейзажный стиль начал складываться еще в пору ренессансных садов, которые соприкасались с естественным природным окружением. Возникновение в конце XVII — начале XVIII вв. нового типа философско-просветительского мышления, ставившего на первое место человеческие чувства и эмоциональные переживания, способствовало переориентации садовой эстетики от декоративной символики, пышной эмблематики к естественной природной гармонии.

Теоретическое и практическое оформление пейзажного стиля произошло в Англии и по праву получило еще одно название — английский. Д.С. Лихачев в своей книге приводит мнение известного американского исследователя Н. Певзнера: “Пейзажный парк был изобретен философами, писателями и знатоками искусств — не архитекторами и не садоводами. Он был изобретен в Англии, ибо это был сад английского либерализма. ” И далее: “Свободный рост дерев был очевидным символом свободного роста индивидуума, змеевидные (серпантинные) дорожки и ручейки — свободы английской мысли и убеждения, и действия, а верность природе местности — верности природе в морали и политике”.

Один из ведущих мастеров английского пейзажного сада Генри Рептон (1752-1818 гг.) выступал против некоторых своих коллег, рассматривавших сад как сугубо естественный пейзаж и только. Он считал, что сад должен быть “произведением искусства” и приветствовал предложения “делать сады с обилием цветов — сады, декорированные статуями и другими произведениями искусства, которые были бы видны из дома и служили как бы рамами для пейзажа”. Фактически использовались уже хорошо известные и опробованные в других стилях элементы, но изменились их эстетическая и идеологическая функции в соответствии с идеями свободы и природной гармонии.

Пейзажные сады обретали самые разнообразные формы. Из книги Д.С. Лихачева: “Богатый коллекционер Томас Хоуп (1769-1831 гг.) создавал сады, в которых пытался воскресить египетский, древнегреческий и древнеримский стили, соединяя их с такими же стилями во внутренней отделке дома”. Дом и сад в данном случае формировались под влиянием единой философско-художественной концепции, несмотря на, казалось бы, очевидное несоответствие пейзажного парка стилю классицизма с его строгой сдержанностью, который утверждался в то время в архитектуре. “В XVIII веке палладианские классические постройки в Англии сочетались с пейзажными парками, и в этом сказывался не только принцип контрастности сада к архитектуре, но и единство философии эпохи: палладианство так же считалось следованием природе (так понималась и Античность в целом, которой подражал палладианский стиль), как и пейзажность в парке”.

Вся эстетика эпохи романтизма базировалась на основе контрастной сочетаемости. Это было очень близко самой природе садово-паркового искусства, всегда отличавшегося подвижностью и стремлением к разнообразию. “Сравнительно поздний романтизм требовал в загородных дворцах делать каждое помещение в своем экзотическом стиле. Этот принцип архитектуры прекрасно сочетался с принципом “садового разнообразия”, особенно действенного в садах романтизма”.

Разумеется, это вовсе не означает, что на практике сад и интерьер всегда имели точки соприкосновения, особенно если иметь в виду роскошное убранство дворцовых резиденций и богатых особняков. Но обобщенный образ русской усадьбы XIX — начала XX вв. предстает в идиллической гармонии естественного парка с цветником перед главным домом с террасой и колоннами. Большие окна, через которые в дом вливается свет и доносятся ароматы сада.

XIX век в архитектуре — это поистине “вавилонское” смешение стилей, а в интерьерах — увлечение вещизмом. Сады просто приспосабливались к тому или иному архитектурному варианту. В архитектуре из эклектики выявился новый самостоятельный стиль — арт нуво, или модерн. Этот энергичный стиль был слишком самодостаточен, чтобы дать какой-либо импульс устройству садов. Урбанизация жизни диктовала свои правила. Как сказал французский архитектор XIX века Шарль Гарнье: “У каждого архитектурного стиля свой характер, у каждой эпохи — своя красота”. Но неизменной остается связь человека с природой.

В архитектуре XX века произошел революционный сдвиг в понимании пространства, формы, конструкции, рациональности и комфорта, интерьерного дизайна и материалов, цвета и света. Современная архитектура как бы стерла грань между интерьером и экстерьером. В связи с этим интересен пример одного из классиков современного модернизма Фрэнка Ллойда Райта (1869-1959 гг.), который стремился в своих зданиях выразить динамику развития изнутри наружу и сочетать их с окружающей средой. “В некоторых домах (например, Уинслоу-хауз в Иллинойсе), проекты которых относятся к 1890-м годам, он применял окна с частым переплетом. Этот мотив доминировал в интерьере и “накладывался” на зрелище природы за окном. Взаимоотношение интерьеров Райта с природным окружением дома можно считать уникальным; в связи с этим одна из самых неожиданных черт интерьеров Райта — трактовка, которую он придает камину. Трудно представить себе, как архитектор, появившийся на свет в Викторианскую эпоху, мог решиться на такой смелый шаг: поместить камин на кусок естественной почвы, которому оказалось позволено “войти” в интерьер. Эта деталь подчеркивает стремление Райта разрушить грань между интерьером и фасадом”.

Дом и сад в конце XX века стали равноправными “партнерами”. Сад не только обрел абсолютную свободу, но нередко выполняет функцию главного выразителя той или иной идеи, концепции, т.е. он стал объектом для художественного дизайна. Американский специалист Джеймс Роуз по этому поводу высказался следующим образом: “В реальности ландшафтный дизайн является наружной скульптурой, которая выступает не как объект для рассматривания, но организуется таким образом, чтобы создавать у нас приятное ощущение пространственных связей”.

Новации в архитектуре XX века и новое чувство осознания “пространственных связей” произошли во многом под влиянием традиционной архитектуры и садового искусства Японии. Все крупные архитекторы XX века так или иначе увлекались японской архитектурой, некоторые из них — Фрэнк Ллойд Райт, Ле Корбюзье, Бруно Таут —работали в Японии и имели возможность более близко познакомиться с местными строительными традициями.

Для японской архитектуры характерно очень чуткое отношение к пространству, учитывающее как рациональный, так и выразительный аспекты. Раздвижные стены позволяют манипулировать пространственными модулями. Из жилых помещений пространство свободно перетекает во вспомогательные, на веранду, в сад, который, в свою очередь, легко вписывается в интерьер дома, когда раздвинуты сёдзи (внешние стенные панели).

Английскому поэту У. Блейку принадлежит интересное высказывание: “Если вымыть стекла восприятия, то все предстанет человеку таким, какое оно есть на самом деле, — бесконечным”. Человечество, достигнув в конце XX века рискованного уровня технократизма, вновь приобщается к пониманию незыблемого единства и гармонии Мира. Лучшие современные архитекторы и дизайнеры воплощают это понимание в доме и саде, как едином органическом ансамбле.

Современный интерьер перестал быть закрытым, изолированным от внешней среды. Стена, оставаясь несущей конструкцией, стала более выразительной, гибкой, динамичной; часто применяется обширное застекление, благодаря чему наружный вид буквально соприкасается с жилым помещением. В этих случаях большое значение приобретает игра света и теней, придавая дополнительный, иногда весьма интересный эффект внутреннему пространству.

В руках талантливых создателей современный дом становится не только комфортной средой, но и обретает некую одухотворенность благодаря тонкому осмыслению пространственных решений, как внутренних, так и наружных, вниманию к деталям, фактурам, оригинальной изобретательности и т.п. Естественно, что дом, созданный с такой позиции, будет гармоничен с любым садом. Хотелось бы, чтобы эта тенденция “высокой” архитектуры как можно быстрее дошла до массовой среды и получила в ней распространение.

Идеальный телевизор

Arzamas задумывался как проект, в рамках которого мы снимаем на видео лучших исследователей страны и выкладываем на сайт. К сожалению, до многих мы уже не сможем доехать. Но кое-что успели снять другие люди — этих записей меньше, чем хотелось бы, но все-таки они есть. В нашем новом спецпроекте мы собрали высказывания тех людей, кого нам самим было бы любопытно послушать. Все это — записи и съемки разных лет, находящиеся в свободном доступе на YouTube: мы просто отобрали их вручную, написали аннотации, снабдили рубрикатором и удобным каталогом.

Здесь есть выдающиеся ученые, которых снимали много (Лотман, Лихачев, Андроников), и те, чьих записей практически не осталось — лишь несколько минут любительской съемки или отрывок из кинохроники; подробные лекции и целые курсы лекций — и короткие монологи и реплики. Композиторы, актеры, философы, социологи, фольклористы, музыканты, лингвисты, богословы — самые разные люди, от Стравинского до Цоя, от Улановой до Параджанова. Получилось что-то вроде идеального телевизора — если хочется провести пару часов у экрана, лучше делать это здесь.

Этот список неполон — и не может быть полон по определению. Если вы встречали интересную лекцию, удивительное интервью или редкую съемку человека, которого Arzamas уже не сможет снять, пожалуйста, расскажите нам об этом, заполнив форму « Посоветовать видео » или просто письмом на arzamas@arzamas.academy. Если в вашем семейном архиве есть ценные съемки, которые вы никуда не выкладывали и не знаете, как ими распорядиться, — напишите нам обязательно. И приятного просмотра.

  • Актер
  • Балерина
  • Богослов
  • Дирижер
  • Искусствовед
  • Историк
  • Композитор
  • Лингвист
  • Музыкант
  • Оператор
  • Писатель
  • Поэт
  • Режиссер
  • Социолог
  • Танцовщик
  • Урбанист
  • Филолог
  • Философ
  • Фольклорист
  • Хореограф
  • Воспоминания
  • Лекция
  • Мастер-класс
  • Монолог

Фольклорист, филолог и литературовед, профессор Самарского государственного университета. Занималась взаимоотношениями фольклора и литературы, мифа и языка, мифологии и психологии. Вела ставший знаменитым семинар, участники которого изучали проявления мифологического сознания в художественной литературе.

Первая, вводная лекция из курса о фольклоре, прочитанного для психологов, в которой речь идет о том, насколько обычный читатель не понимает содержание фольклорных и сказочных текстов и в чем на самом деле их задача. В частности, упоминаются возраст Елены Прекрасной и Царевны-лягушки; места, в которых находятся смерти Кощея, Самсона и Ахилла; существо, съевшее Красную Шапочку; морально-нравственные качества Ивана-царевича и смысл сказки о Курочке Рябе.

Знаменитый рассказчик, историк литературы и популяризатор лермонтоведения.

В фильме «Загадка Н. Ф. И. и другие устные рассказы Ираклия Андроникова» (1959) автор рассказывает (и показывает), как искал на берегах Арагви таинственные развалины, нарисованные Лермонтовым, и расшифровывал аббревиатуру Н. Ф. И. — адресата нескольких стихов поэта. История о буднях литературоведа оказывается увлекательнее детектива.

Писатель-фронтовик, мастер деревенской и военной прозы; вершина последней — роман «Прокляты и убиты» (1995).

Невероятная беседа с актером Георгием Жженовым о войне, которую они оба пережили. Десять минут с небольшим, способные рассказать о Великой Отечественной больше, чем тонны официозных фильмов и книг.

Актер театра (Киевский театр русской драмы, БДТ, МХАТ, Центральный театр Советской армии) и кино (более 60 ролей).

Олег Борисов объясняет сыну Юрию, как именно он старается работать, рассуждает об искусстве и свойствах памяти, рассказывает о детстве и родном Плесе и горько жалуется: «Я не сыграл Островского, Пушкина, Тургенева, Толстого, Гоголя. А что же я играл?!»

Поэт, лауреат Нобелевской премии. В 1972 году эмигрировал в США. Похоронен в 1996-м на кладбище Сан-Микеле в Венеции.

«В России произошла удивительная вещь: возникло сразу четыре великих поэта»: Иосиф Бродский подробно анализирует творчество Мандельштама, Пастернака, Ахматовой и Цветаевой.

Русский писатель («Жизнь Арсеньева», «Темные аллеи», «Митина любовь» и другие). Лауреат Нобелевской премии 1933 года. Покинул Россию в 1920-м, жил во Франции. Умер в 1953 году, похоронен в Париже.

Официальное заявление, кратчайшее из возможных, сделанное писателем в 1933 году: Бунин благодарит Шведскую академию за присуждение ему Нобелевской премии по литературе и откланивается.

Искусствовед, киновед, специалист по творчеству Андрея Тарковского, автор и ведущая документального сериала «Мост над бездной» — об истории мировой культуры.

Полуторачасовая лекция, прочитанная в центре «Сколково». О наших духовных корнях в cредиземноморской культуре и о гениальной древнеегипетской консервной промышленности; о том, как в Древней Греции сознание определяло бытие; что общего у Гомера с Высоцким; сколько лет нужно, чтобы создать культуру, обслуживающую весь мир; как Олимпиады объединили Грецию; как Аполлон возглавил министерство среднего школьного образования. Прямо посреди лекции на Паолу Дмитриевну гневаются боги.

Поэзия садов

Дмитрий Сергеевич Лихачев – выдающийся ученый XX века. Его творческое наследие чрезвычайно обширно и разнообразно, его исследования, публицистические статьи и заметки касались различных аспектов истории культуры – от древнерусской литературы, в изучение которой он внес огромный вклад, до садово-парковых стилей XVIII–XIX веков. Его труды востребованы не только в филологической среде: они необходимы историкам, философам, искусствоведам, культурологам. Пример тому – книга «Поэзия садов» (первое издание – 1982 г.). Это не история садов или отдельных знаменитых садово-парковых ансамблей, – сад здесь представлен как универсальная целостная система, выражающая философские и эстетические представления эпохи. Как синтез этих представлений сад теснейшим образом связан с развитием великих стилей в искусстве, с поэзией, живописью, архитектурой, музыкой. Сады, регулярные и пейзажные, рассматриваются в контексте культуры повседневности: сад как место уединения, размышления, увеселения, игры и т. д. «Сады играют особую роль, они нужны для наших сердец, мы слишком сейчас заняты городом», – говорил Д. С. Лихачев.

Оглавление

  • Предисловие к третьему изданию
  • Предисловие ко второму изданию
  • Предисловие к первому изданию
  • Введение

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Поэзия садов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

В настоящее время садово-парковое искусство изучается в нашей стране по преимуществу историками архитектуры. Семантика садово-парковых произведений обычно не рассматривается [2] . Это сказывается на особенностях наших реставраций садов и парков. Последние часто лишаются своего содержания, поскольку архитекторов интересуют прежде всего зрительные аспекты садов. При этом даже сама зрительная сторона садово-паркового искусства в известной мере сужается, подчиняется современным вкусам, на первый план выступает интерес к некоей абстрактной «регулярности», понимаемой довольно упрощенно. Сады и парки предстают в основном только как произведения «зеленой архитектуры».

Так, например, Е. В. Шервинский писал: «Садово-парковое искусство представляет собой своеобразный вид архитектуры» [3] . Это было написано в статье, посвященной освоению наследия садово-парковой архитектуры, т. е. для садов и парков всех времен и народов. Далее тот же автор и в связи с той же проблемой культурного наследия писал: «Основной задачей садово-парковых композиций является решение территории как в плановом, так и в объемном отношении» [4] .

Далее с некоторой оговоркой автор так обобщает всю историю садово-паркового искусства: все садово-парковые композиции делятся, с его точки зрения, «на две диаметрально противоположные категории»:

а) композиции, основанные на принципе геометрических построений, и

б) композиции, характеризующиеся отсутствием «правильности» и имеющие в своей основе как бы подчинение естественным пейзажам [5] .

Аналогичным образом рассматривает садово-парковое искусство П. А. Косаревский. Он пишет, что книга его в основном посвящена «приемам» формирования паркового пейзажа и «приемам» размещения архитектурных объектов в композиции «паркового комплекса». Художественное достоинство «паркового комплекса» рассматривается в книге главным образом с точки зрения «группирования и увязки древесно-кустарниковых растений между собой, а также с рельефом занимаемой парком территории, формой и размером водной поверхности, архитектурными объектами, планировкой аллей и дорог и другими элементами, входящими в его комплекс», и т. д. [6]

В 1975 г. вышла книга Марии Эустахевич «Поэт в саду» [7] . В Англии в конце 1970-х гг. появилась книга о творчестве Александра Попа в соотношении с различными искусствами [8] , где бóльшая часть уделена влиянию А. Попа на садово-парковое искусство и анализируется собственное проектирование А. Попом своего сада в Твикенхеме. Выходили книги о цветах и садах в творчестве Шекспира [9] и многие другие, касавшиеся взаимоотношения творчества поэта и садово-паркового искусства. Таким образом, тема взаимоотношения поэта и сада в целом не нова. В данной книге она рассматривается по преимуществу в аспекте общности стилей. Сад «говорит» его посетителю не только значением его отдельных компонентов, но и тем, чем говорит каждый стиль в искусстве: путем создания эстетической системы — системы содержательной, но содержательность которой требует своего совсем особого определения и изучения. Садовое искусство не обладает большим выбором форм. Мотивы садового искусства в большинстве случаев повторяются и если исчезают, то только на время, чтобы потом вновь появиться. Меняется же эстетическое значение отдельных форм и мотивов в соответствии с «эстетическим климатом» эпохи.

Здесь следует учитывать и эмблематическое содержание отдельных элементов садового искусства, и их «психологическое содержание». Первое может быть рассказано, второе — только охарактеризовано. Статуя Меланхолии может быть «рассказана», но меланхолическое настроение, создаваемое в романтическом парке, — только охарактеризовано.

«Обратная связь» с эпохой в садах и парках необычайно велика. Сад — это попытка создания идеального мира взаимоотношений человека с природой. Поэтому сад представляется как в христианском мире, так и в мусульманском — раем на земле, Эдемом.

Искусство всегда есть попытка создания человеком некоего счастливого окружения. Но если в других искусствах это окружение только частично, то в садово-парковом оно действительно окружает. Это превращение мира в некий интерьер. Поэтому в садовом искусстве материалом служат не только деревья, кусты и сады, но и все другие искусства и частично природа за пределами сада, например небо, видимое то в больших, то в малых размерах через деревья и над деревьями. Сад всегда выражает некоторую философию, эстетические представления о мире, отношение человека к природе; это микромир в его идеальном выражении. «Каков садовод, таков и сад» — это изречение Тома Фуллера относится к 1732 г. [10]

Говоря о садово-парковом искусстве, мы будем прежде всего не рассказывать устройство и описывать отдельные элементы различных садов, а характеризовать их в связи с «эстетическим климатом» эпохи.

«Эстетический климат» эпохи состоит в эстетических идеях, излагаемых философами, в эстетическом мировидении, сказывающемся в других искусствах, и больше всего в поэзии.

Высокая семиотичность садов Средневековья, Ренессанса и барокко затем падает в садах романтизма, заменяясь их интенсивной эмоциональностью.

С середины XIX в. в садах резко уменьшается и то и другое. Сады начинают восприниматься как архитектурные сооружения, способные возбуждать по преимуществу архитектурные же впечатления. Поэтому садовое искусство, ограниченное пределами возраста деревьев и кустов, постепенно теряет свои связи с эстетическими формациями прошлого в руках реставраторов и практикующих садоводов. Последние, как правило, не стремятся «прочесть» сады как иконологические произведения и восстанавливают их как формальные наборы различных элементов «зеленой архитектуры». Мы это видели выше.

Потеря умения «читать» сады как некие иконологические системы и воспринимать их в свете «эстетического климата» эпохи их создания находится в связи с тем, что за последние примерно сто лет резко упала способность иконологических восприятий и элементарные знания традиционных символов и эмблем вообще. Не будем здесь подробно касаться вопроса о том, почему произошло это падение, но на одну из причин легко указать: это сокращение классического и теологического образования. Восприятие же иконологической системы садов особенно трудно потому, что в садах чаще, чем в других искусствах, давала себя знать скрытая символика, скрытые иконологические схемы. Возьмем хотя бы такой пример. Всем известны радиальные построения аллей, знаменитая трехлучевая композиция садов Версаля. Но очень редкому посетителю Версальского парка известно, что это не просто архитектурный прием, раскрывающий внутренние виды в саду и вид на дворец, а определенная иконологическая система, связанная с тем, что Версальский парк был посвящен прославлению «короля-солнца» — Людовика XIV. Аллеи символизировали собой солнечные лучи, расходящиеся от площади со статуей Аполлона — некоей ипостаси не только солнца, но самого «короля-солнца».

Цветы ничего не возбуждают в нас, кроме зрительных и, очень редко, обонятельных ощущений. Их символика нечасто, и то только попутно, вспоминается нами. Статуи в садах для нас только молчаливые и ничего не говорящие красивые украшения. Встретив в саду статую Вольтера, мы не придали бы никакого значения тому, что она поставлена в саду и непременно в гроте. Может быть, увидев статую Флоры, мы бы догадались, что она имеет отношение к саду, к его растительности, но не смогли бы в совокупности оценить смысл садовых скульптур. Редкий посетитель Петергофа придаст большое значение тому, что самый большой и мощный фонтан изображает библейского Самсона, раздирающего пасть льву, и заинтересуется тем, какое отношение имеют к нему остальные скульптуры каскада. Наше художественное мышление разучилось не только понимать, но и интересоваться символическими и аллегорическими значениями цветов, деревьев, кустов, скульптур, фонтанов, смыслом аллей, дорожек, «зеленых кабинетов», аллегорическим значением прудов, их форм и расположения. Именно поэтому при упростительном архитектурном переустройстве в г. Пушкине Старого сада в 60-х и 70-х гг. нашего века с такой легкостью расстались с Трехлунным прудом, освободили Верхнюю ванну от тесно окружавших ее деревьев и в произвольном сочетании расставили старые статуи, не считаясь со смыслом, который они должны были выражать.

Храм Добродетели. Рисунок из книги И. Г. Громанна «Ideenmagazin für Liebhaber von Gärten, Englischen Anlagen» (Лейпциг, 1798)

Насколько «тематическими» были иногда устройства садов, показывает деятельность Н. А. Львова. А. Глумов в своей книге о Н. А. Львове пишет: «Одной из ранних архитектурных работ Львова была „Александрова дача“ в Павловске. Устройство дачи для своего малолетнего внука Александра Екатерина II поручила его воспитателю А. А. Самборскому, лицу, близкому Безбородко. Обширный сад дачи был задуман в виде своеобразной иллюстрации к нравоучительной сказке о царевиче Хлоре, написанной самой императрицей. На берегах пруда перегороженной речки Тызвы, умело используя особенности участка, Львов построил павильоны, мостики и другие сооружения, посвящая каждое из них отдельным эпизодам сказки и таким образом развивая ее содержание. В 1782 г. Екатерина II подарила Н. А. Львову перстень в две тысячи рублей „за сделание им очень красивых кораблей и других небольших работ для великих князей“. О кораблях, сделанных наподобие судов Петра I для „Александровой дачи“, говорится в поэме Джунковского, а на гравюрах, иллюстрирующих эту поэму, изображены и сами корабли» [11] .

Сад воспринимался как большая книга, как учебное помещение, своего рода «классная комната». Пустой сад не изображался и не воспринимался как эстетическое явление. Сад был всегда «действующим». В этом его разительное отличие от архитектурных сооружений, которые часто ценны сами по себе и, в противоречие со своим практическим назначением, с особенной обостренностью воспринимаются зрителем в тишине, вне городского транспорта и движения пешеходов, вне городского быта, например в Петербурге в белые ночи.

Необходимость изучать семантику садово-паркового искусства в широком плане и в связи с другими искусствами (в частности, с поэзией) и философией будет ясна из последующего.

Существует два типа семантики садов. Первый тип значения садов может быть почти адекватно выражен или объяснен словами. Это различные аллегории, символы определенных понятий, событий, людей, богов, обычно выражаемые в скульптурных или чисто архитектурных памятниках, но и прямо словами — в надписях и подписях. Второй тип значения — это общее примыкание элементов садового искусства к тому или иному понятийно-стилистическому строю. Таковы стиль сада или его части, общее настроение, создаваемое садом или его отдельными элементами, открывающимся видом, растительным и архитектурным окружением, возбуждаемые садом ассоциации. Этот второй тип семантики сада требует значительно более сложного анализа и описательного искусства со стороны искусствоведов.

Смысловое содержание имеет сама форма произведения искусства. Так, Филиппино Липпи помещал голубя Святого Духа в точке схождения перспективных линий, а в более раннее время, в эпоху Средневековья, внутренние монастырские сады не случайно делились аллеями крестообразно на четыре «зеленых кабинета», а в центре схождения аллей (т. е. в центре креста) ставился либо фонтан, символизировавший собой жертвенную жизнь Христа, либо сажался куст роз, символизировавший Богоматерь.

Не все, конечно, в садах является «носителем значений», есть и утилитарные объекты. Однако соотношения, связи, семиотическая роль утилитарных элементов в садах — все это далеко не случайно и также диктуется особенностями мировоззрения эпохи. Даже «отсутствие мировоззрения» есть мировоззренческий факт, тесно связанный с «эстетическим климатом» и идейными течениями эпохи.

Обращаясь к этим лишенным иконологического значения архитектурным элементам сада, мы должны и в них находить особый мировоззренческий смысл. Ни в одном произведении подлинного искусства нет ничего, что бы, так или иначе не обладая иконологическим смыслом, было бы одновременно случайным, не связанным со своим временем. В этом отношении мы должны были бы сказать, что в произведении искусства даже сама «случайность» не случайна, подчиняясь известным законам ее появления, а «отсутствие смысла» есть в какой-то мере смысловое явление.

«Случайности» в произведении барокко иные, чем в произведении романтизма, как и сама невыдержанность стиля в какой-то особой плоскости оказывается его выдержанностью. В этой связи стоило бы сказать и о том, что бездарный творец произведения барокко бездарен иначе, чем бездарный реалист. Это не всегда видно современникам автора, но зато хорошо улавливается по мере отступления стиля в прошлое. Вот почему антикварная ценность произведения искусства часто значительно выше, чем его ценность как чисто эстетического объекта. Это же побуждает нас хранить малейшую особенность старого сада, которая при отсутствии исторической точки зрения на нее могла бы показаться пустой и ненужной.

Можно сказать, что в садовом искусстве есть значения всех характеров: есть надписи, иногда поэтические, есть скульптура, изображающая определенные мифологические и исторические персонажи, архитектурные сооружения, посвященные тому или иному понятию, явлению, лицу (например, обелиски или храмы, посвященные тому или иному богу, памяти умершего или какой-либо добродетели), есть фонтаны со значением или без значения в первом типе, но с непременным смыслом во втором, стилистическом типе, есть гроты и эрмитажи, различные по смыслу, есть даже пруды-памятники, есть исторические и поэтические воспоминания, связанные с садом, но не задуманные самим садоводом, а явившиеся результатом событийного обогащения сада, т. е. появления в саду мест, связанных с какими-то происшедшими в нем событиями, есть отмеченные названием или каким-либо памятным знаком места (рощи, поляны) и т. д. и т. п. Можно сказать, что по характеру своей семантики «муза садоводства» (одна из трех новых, придуманных в XVIII в. в Англии Горацием Волполом) наиболее многоречива и многоязычна.

В своей поэме «Сады» Жак Делиль прямо заявляет, что сады «говорят», «вещают», «ведут разговор», «дают уроки»:

Начало и происхождение пейзажных садов – Лихачев Д.С. “О садах” – Садово-парковое искусство

Так, например, Е. В. Шервинский писал: «Садово-парковое искусство представляет собой своеобразный вид архитектуры»[3]. Это было написано в статье, посвященной освоению наследия садово-парковой архитектуры, т. е. для садов и парков всех времен и народов. Далее тот же автор и в связи с той же проблемой культурного наследия писал: «Основной задачей садово-парковых композиций является решение территории как в плановом, так и в объемном отношении»[4].

Далее с некоторой оговоркой автор так обобщает всю историю садово-паркового искусства: все садово-парковые композиции делятся, с его точки зрения, «на две диаметрально противоположные категории»:

а) композиции, основанные на принципе геометрических построений, и

б) композиции, характеризующиеся отсутствием «правильности» и имеющие в своей основе как бы подчинение естественным пейзажам[5].

Аналогичным образом рассматривает садово-парковое искусство П. А. Косаревский. Он пишет, что книга его в основном посвящена «приемам» формирования паркового пейзажа и «приемам» размещения архитектурных объектов в композиции «паркового комплекса». Художественное достоинство «паркового комплекса» рассматривается в книге главным образом с точки зрения «группирования и увязки древесно-кустарниковых растений между собой, а также с рельефом занимаемой парком территории, формой и размером водной поверхности, архитектурными объектами, планировкой аллей и дорог и другими элементами, входящими в его комплекс», и т. д.[6]

В 1975 г. вышла книга Марии Эустахевич «Поэт в саду»[7]. В Англии в конце 1970-х гг. появилась книга о творчестве Александра Попа в соотношении с различными искусствами[8], где бóльшая часть уделена влиянию А. Попа на садово-парковое искусство и анализируется собственное проектирование А. Попом своего сада в Твикенхеме. Выходили книги о цветах и садах в творчестве Шекспира[9] и многие другие, касавшиеся взаимоотношения творчества поэта и садово-паркового искусства. Таким образом, тема взаимоотношения поэта и сада в целом не нова. В данной книге она рассматривается по преимуществу в аспекте общности стилей. Сад «говорит» его посетителю не только значением его отдельных компонентов, но и тем, чем говорит каждый стиль в искусстве: путем создания эстетической системы – системы содержательной, но содержательность которой требует своего совсем особого определения и изучения. Садовое искусство не обладает большим выбором форм. Мотивы садового искусства в большинстве случаев повторяются и если исчезают, то только на время, чтобы потом вновь появиться. Меняется же эстетическое значение отдельных форм и мотивов в соответствии с «эстетическим климатом» эпохи.

Здесь следует учитывать и эмблематическое содержание отдельных элементов садового искусства, и их «психологическое содержание». Первое может быть рассказано, второе – только охарактеризовано. Статуя Меланхолии может быть «рассказана», но меланхолическое настроение, создаваемое в романтическом парке, – только охарактеризовано.

«Обратная связь» с эпохой в садах и парках необычайно велика. Сад – это попытка создания идеального мира взаимоотношений человека с природой. Поэтому сад представляется как в христианском мире, так и в мусульманском – раем на земле, Эдемом.

Искусство всегда есть попытка создания человеком некоего счастливого окружения. Но если в других искусствах это окружение только частично, то в садово-парковом оно действительно окружает. Это превращение мира в некий интерьер. Поэтому в садовом искусстве материалом служат не только деревья, кусты и сады, но и все другие искусства и частично природа за пределами сада, например небо, видимое то в больших, то в малых размерах через деревья и над деревьями. Сад всегда выражает некоторую философию, эстетические представления о мире, отношение человека к природе; это микромир в его идеальном выражении. «Каков садовод, таков и сад» – это изречение Тома Фуллера относится к 1732 г.[10]

Шервинский Е. В. Проблема освоения наследия садово-парковой архитектуры // Проблемы садово-парковой архитектуры: Сб. статей под общей редакцией комиссии в составе М. П. Коржева (председатель), Л. Б. Лунц, А. Я. Карра и М. И. Прохоровой. М., 1936.

Дмитрий Лихачев: Поэзия садов

Здесь есть возможность читать онлайн «Дмитрий Лихачев: Поэзия садов» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. Город: Москва, год выпуска: 2018, ISBN: 978-5-389-14808-6, издательство: КоЛибри, Азбука-Аттикус, категория: architecture_book / visual_arts / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

  • 100
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • Описание
  • Другие книги автора
  • Правообладателям
  • Похожие книги

Поэзия садов: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Поэзия садов»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Дмитрий Лихачев: другие книги автора

Кто написал Поэзия садов? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Поэзия садов — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Поэзия садов», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

«Темные аллеи» – назван рассказ И. Бунина, в свою очередь давший наименование целой его книге рассказов, опубликованной в Нью-Йорке в 1943 г. и отмеченной сильнейшим чувством тоски по России. Почему так дорого было Бунину это название и почему «темные аллеи» ассоциировались у него с Россией?

В самом рассказе «темные аллеи» упомянуты, казалось бы, по случайному поводу. Встреченная проездом в избе стариком-военным его «старая любовь», пожилая женщина, напоминает ему о прошлом: «Ведь было время, Николай Алексеевич, когда я вас Николенькой звала, а вы меня – помните как? И все стихи мне изволили читать про всякие „темные аллеи“, – прибавила она с недоброй улыбкой».

«Недобрая улыбка», несомненно, связана с содержанием стихов, где эти «темные аллеи» упоминаются. Стихи эти неприятны женщине, и она поэтому не случайно цитирует их с искажением, как бы выражая тем свое презрение к воспоминанию о них.

В стихотворении Н. П. Огарева «Обыкновенная повесть» слова эти читаются в таком контексте:

Была чудесная весна!
Они на берегу сидели –
Река была тиха, ясна,
Вставало солнце, птички пели;
Тянулся за рекою дол,
Спокойно, пышно зеленея,
Вблизи шиповник алый цвел,
Стояла темных лип аллея[524].

Молодые, сидевшие на берегу, затем разлучаются:

Я в свете встретил их потом:
Она была женой другого,
Он был женат, и о былом
В помине не было ни слова…

Заметим уже сразу (в дальнейшем мы к этому вернемся), что об общественном неравенстве двух впоследствии разлучившихся любовников в стихотворении Огарева нет ни слова: рассказывается «обыкновенная повесть» – обыкновенность ее в том, что в молодости два любящих друг друга человека в зрелые годы разлучаются и становятся друг другу чужими.

Но почему все-таки «темные аллеи» стали у Бунина названием всей книги его рассказов, где он пишет о России?

Тесно обсаженные липами сравнительно узкие аллеи были одной из самых характерных черт русских садов, особенно усадебных, и составляли их красоту. Нигде в Европе липы не сажались «стеной» так, как они сажались в России, и эти «тесные» аллеи лип стали для Бунина в известном смысле символичны.

Здесь необходимо сказать несколько слов о происхождении русского усадебного парка.

А. Т. Болотов наглядно показывает в «Жизни и приключениях Андрея Болотова, описанных самим им для своих потомков» выработку русского стиля паркового искусства. Новые усадебные сады он называет англо-русскими или русско-английскими. На самом же деле происхождение их было в России не столько английское, сколько немецкое. Они создавались под влиянием сочинений о садах К. Гиршфельда, частично переводившихся самим А. Т. Болотовым в его «Экономическом магазине». Характерные особенности русских усадебных садов определились в конце XVIII и начале XIX в., и заключались они в следующем. Вблизи дома владельца располагался цветник. Цветник с его обычно архитектурным построением связывал архитектуру дома с пейзажной частью парка. Обязательным было выращивать в цветнике наряду с яркими цветами – душистые. Цветник мог представлять собой остатки регулярного сада. На русские помещичьи сады из регулярных стилей садоводства особенно повлияли голландское барокко (с середины XVII в. и до середины первой половины XVIII в.) и рококо с его полупейзажной буколичностью. Французский классицизм не прижился ни в царских парках, ни тем более в садах среднего дворянства. Помпезный французский классицизм требовал слишком больших пространств перед дворцом и служил не столько для отдыха, сколько для пышных приемов.

Деревья в России перестали стричь очень рано, и если в конце XVIII и начале XIX в. еще стригли кусты, то только вблизи дома.

«Темные аллеи» русских усадеб – это результат художественного освоения переставших поддерживаться регулярных садов. От регулярности усадебные сады сохранили планировку, а все остальное добавила природа. Впоследствии – в XIX в. – «темные аллеи» уже сажались для имитации регулярного сада, переросшего свою стрижку. В такой системе была как бы имитация истории – намек на то, что старый сад родился еще в недрах регулярности середины XVIII в.

Если сад и парк разбивались в конце XVIII и начале XIX в. в эпоху романтизма, то вблизи дома кое-какие намеки на регулярность сохранились: нельзя было непосредственно переходить от архитектуры к свободной природе. Мало этого, прямые и узкие аллеи углублялись от дома на значительное расстояние и составляли обычно его самую характерную особенность: прямые, но не стриженые и с такой тесной посадкой лип, к какой обычно в Западной Европе не прибегали. Делалось это в русских усадебных парках, чтобы дать спокойный приют птицам. Ястреб не мог камнем упасть на певчую птицу, спрятавшуюся от него среди тесных рядов лип. Аллеи лип бывали действительно темные и прохладные. Кроме аллей, устраивались и «зеленые гостиные»: липы тесными рядами садились вокруг площадки, где можно было поставить стол и скамейки-«сиделки», исключение делалось только для широких подъездных дорог, которые обсаживались не только липами, но и дубами (Петр I советовал даже на дорогах к дому чередовать липы и дубы: дубы должны были расти вширь, т. е. высаживаться на большом расстоянии друг от друга, а липы тянуться вверх). Но на подъездные дороги к усадьбе и не ходили слушать птиц…

О проблеме аутентичного восприятия и реставрации исторических садово-парковых комплексов

Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст Издание третье, исправленное и дополненное Москва «Согласие» ОАО «Типография «Новости»», 1998 г.

В настоящее время садово-парковое искусство изучается по преимуществу историками архитектуры. Семантика садово-парковых произведений обычно не рассматривается. Это сказывается на особенностях наших реставраций садов и парков. Последние часто лишаются своего содержания, поскольку архитекторов интересуют прежде всего зрительные аспекты садов. При этом даже сама зрительная сторона садово-паркового искусства в известной мере сужается, подчиняется современным вкусам, на первый план выступает интерес к некой абстрактной «регулярности», понимаемой довольно упрощенно. Сады и парки представляют в основном как произведения «зеленой архитектуры». Однако, обратная связь с эпохой в садах и парках необычайно велика. Сад — это попытка создания идеального мира взаимоотношений человека с природой. Поэтому сад представляет как в христианском мире, так и в мусульманском раем на земле, Эдемом.

Искусство всегда есть попытка создания человеком некоего счастливого окружения. Но если в других искусствах это окружение только частично, то в садово-парковом оно действительно окружает. Это превращение мира в некий интерьер. Поэтому в садовом искусстве материалом служат не только деревья и кусты, но и все другие искусства и частично природа за пределами сада, например, небо, видимое то в больших, то в малых размерах через деревья и над деревьями. Сад всегда выражает некоторую философию, эстетические представления о мире, отношение человека к природе; это микромир в его идеальном выражении.

«Эстетический климат» эпохи состоит в эстетическом мировидении, сказывающемся в других искусствах и больше всего в поэзии.

Высокая семиотичность садов Средневековья, Ренессанса и Барокко затем падает в садах Романтизма, заменяясь их интенсивной эмоциональностью.

С середины XIX века в садах резко уменьшается и то, и другое. Сады начинают восприниматься как архитектурные сооружения, способные возбуждать по преимуществу архитектурные же впечатления. Поэтому садовое искусство, ограниченное пределам возраста деревьев и кустов, постепенно теряет свои связи с эстетическими формациями прошлого в руках реставраторов и практикующих садоводов. Последние, как правило, не стремятся прочесть сады как иконологические произведения и восстанавливают их как формальные наборы различных элементов «зеленой архитектуры».

Потеря умения «читать» сады как некие иконологические системы и воспринимать их в свете «эстетического климата» эпохи их создания находится в связи с тем, что за последние примерно сто лет резко упала способность иконологических восприятий и элементарные знания традиционных символов и эмблем вообще. Не будем здесь подробно касаться вопроса о том, почему произошло это падение, но на одну из причин легко указать: это сокращение классического и теологического образования. Восприятие же иконологической системы садов особенно трудно потому, что в садах чаще, чем в других искусствах, давала себя знать скрытая символика. Возьмем хотя бы такой пример.

Всем известны радиальные построения аллей, знаменитая трехлучевая композиция садов Версаля. Но очень редкому посетителя Версальского парка известно, что это не просто архитектурных прием, раскрывающих внутренние виды в саду и вид на дворец, а определенная иконологическая система, связанная с тем, что Версальский парк был посвящен прославлению «короля-солнца» — Людовика XIV . Аллеи символизировали собой солнечные лучи, расходящиеся от площади со статуей Аполлона — некоей ипостаси не только солнца, но и самого «короля-солнца».

Цветы ничего не возбуждают в нас, кроме зрительных и очень редко обонятельных ощущений. Их символика нечасто и то только попутно вспоминается нами. Статуи в садах для нас только молчаливые и ничего не говорящие красивые украшения. Встретив в саду статую Вольтера, мы не придали бы никакого значения тому, что она поставлена в саду непременно в гроте. Может быть, увидев статую Флоры, мы бы догадались, что она имеет отношение к саду, к его растительности, но не смогли бы в совокупности оценить смысл садовых скульптур. Редкий посетитель Петергофа придаст большое значение тому, что самый большой и мощный фонтан изображает библейского Самсона, раздирающего пасть льву, и заинтересуется тем, какое отношение имеют к нему остальные скульптуры каскада. Наше художественное мышление разучилось не только понимать, но и интересоваться символическими и аллегорическими значениями цветов, деревьев, кустов, скульптур, фонтанов, смыслом аллей, дрожек, «зеленых кабинетов», аллегорическим значением прудов, их форм и расположением. Именно поэтому при упростительном архитектурном переустройстве в Пушкине Старого сада в 60-х и 70-х гг. нашего века с такой легкостью расстались с Трехлунных прудом, освободили Верхнюю ванну от тесно окружавших ее деревьев и в произвольном сочетании расставили старые статуи, не считаясь со смыслом, который они должны были выражать.

Но раньше сад воспринимался как большая книга, как учебное помещение, своего рода «классная комната». Пустой сад не изображался и не воспринимался как эстетическое явление. Сад был всегда «действующим». В этом его разительное отличие от архитектурных сооружений, которые часто ценны сади по себе и, в противоречие со своим практическим назначением, с особенной обостренностью воспринимаются зрителем в тишине, вне городского транспорта и движения пешеходов, вне городского быта, например, в Петербурге в белые ночи.

Существует два типа семантики садов. Первый тип значения садов может быть почти адекватно выражен или объяснен словами. Это различные аллегории, символы определенных понятий, событий, людей, богов, обычно выражаемые в скульптурных или чисто архитектурных памятникам, но и прямо словами — в надписях и подписях. Второй тип значения — это общее примыкание элементов садового искусства к тому или иному понятийно-стилистическому строю. Таковы стиль сада или его части, общее настроение, создаваемое садом или его отдельными элементами, открывающимся видом, растительным и архитектурным окружением, возбуждаемые садом ассоциации. Этот второй тип семантики сада требует значительно более сложного анализа и описательного искусства со стороны искусствоведов.

Смысловые содержание имеет сама форма произведения искусства. Так, Филиппино Липпи помещал голубя Святого духа в точке схождения перспективных линий, а в более раннее время в эпоху Средневековья внутренние монастырские сады не случайно делились аллеями крестообразно на четыре «зеленых кабинета», а в центре схождения аллей (т.е. в центре креста) ставился либо фонтан, символизирующий собой жертвенную жизнь Христа, либо сажался куст роз, символизировавший Богоматерь.

Не все, конечно, в садах является «носителем значений», есть и утилитарные объекты. Однако соотношения, связи, семиотическая роль утилитарных элементов в садах — это далеко не случайно и также диктуется особенностями мировоззрения эпохи. Даже «отсутствие мировоззрения» есть мировоззренческий факт, тесно связанный с «эстетическим» климатом и идейными течениями эпохи.

Ни в одном произведении подлинного искусства нет ничего, что бы, так или иначе не обладая иконологическим смыслом, было бы одновременно случайным, не связанным со своим временем. В этом же сама «случайность» не случайна, подчиняясь известным законам ее появления, а «отсутствие смысла» есть в какой-то мере смысловое явление.

«Случайности» в произведениях Барокко иные, чем в произведениях Романтизма, как и сама невыдержанность стиля в какой-то особой плоскости оказывается его выдержанностью. В этой связи стоило бы сказать и о том, что бездарный творец произведения Барокко бездарен иначе, чем бездарный реалист. Это не всегда видно современникам автора, но зато хорошо улавливается по мере отступления стиля в прошлое. Вот почему антикварная ценностью произведения искусства часто значительно выше, чем его ценностью как чисто эстетического объекта. Это же побуждает нас хранить малейшую особенность старого сада, которая при отсутствии исторической точки зрения на нее могла бы казаться пустой и ненужной.

Можно сказать , что в садовом искусстве есть значения всех характеров: есть надписи, иногда поэтические, есть скульптура, изображающая определенные мифологические и исторические персонажи, архитектурные сооружения, посвященные тому или иному понятию, явлению, лицу (например, обелиски или храмы, посвященные тому или иному богу, памяти умершего или какой-либо добродетели), есть фонтаны со значением или без значения в первом типе, но с непременным смыслом во втором, стилистическом типе, есть гроты и эрмитажи, различные по смыслу, есть даже пруды-памятники, есть исторические и поэтические воспоминания, связанные с садом, но не задуманные самим садоводом, а являвшиеся результатом событийного обогащения сада, т.е. появления в саду мест, связанных с какими-то происшедшими в нем событиями., есть отмеченные названием или каким-либо памятным знаком места (рощи, поляны) и т.д. и т.п.

Вот почему для понимания садово-паркового искусства прошлого особенно интересны его связи со словесными искусствами, а больше всего с поэзией, тем более что многие мировые поэты были одновременно и садоводами, а другие испытывали особенное влечение к памятникам садово-паркового искусства, «читали» сады, видели в них книгу, все виды поэтических жанров от оды до элегии и идиллии.

Список поэтов Нового времени, оказавших решительное влияние на садово-парковое искусство, может быть открыт Петраркой, который был и садовником-практиком. Садоводом-практиком был Джозеф Аддисон, создавший сад в Билтоне и печатавший свои эссе в «Зрителе», оказавшие влияние на изменение вкусов в области садоводства. Садоводом-практиком был и А. Поп, чей знаменитый сад в Твикенхеме открыл новую эру в садовом искусстве. Закончен этот список в основном может быть великим Гете, устроившим Герцогский сад в Веймаре. Однако поэтов и писателей, с особенным вниманием относившихся к садам и оказавшим влияние на садово-парковое искусство, вообще чрезвычайно много. Даже Николай Гоголь устраивал свой сад в Васильевке (ныне Гоголево), зарисовывал садовые постройки в записной книжке и описывал сады в своих произведениях. Садовая скульптура, тематика фонтанов, посвящения храмов и памятников, деревья, посаженные в честь того или иного лица или события, аллеи и пруды, посвященные в тем или иным героям, — все это «говорило», представляло какие-то необходимые или излюбленные сюжеты. В Средние века, а частично и позднее, сады бывали наполнены различными символами. Символами являлись в садах цветы и кусты, деревья и даже населявшие сад птицы и домашние животные.

Узкоархитектурный подход современных специалистов по садам и паркам изгнал из них в значительной мере историю изменений эстетических представлений — историю стилей во всяком случае. К тому же сады утратили свое органическое родство с поэзией, с которой они всегда были тесно связаны. Для работ на русском языке, написанных с такой чисто «архитектурной» точки зрения, характерно объединение всех регулярных садов Западной Европы в одну манеру без попыток различить в ней местные стили и изменения. При это образцовыми садами «регулярной манеры» обычно считаются французские. Равным образом все нерегулярные сады объединяются в понятие «пейзажных», без попыток увидеть в них какие бы то ни было различия, даже национальные (иногда, впрочем, выделяются русские пейзажные сады, как отражающие русскую природу).

Эти представление до крайности упрощают историю садово-паркового искусства Нового Времени. На самом деле садово-парковое искусство остро откликается на все те изменения в эстетических представлениях, которые охватывают всю культурную ситуацию каждой из эпох развития человечества. Во всяком случае мы можем говорить о садах периода романского стиля (в Англии он называется «нормандским»), готического, о садах Ренессанса, Барокко, Романтизма. Но в этом ряду очень часто почему-то выпадает Рококо и французский Классицизм, который не следует смешивать с Барокко, и многие из национальных вариантов каждого из перечисленных выше стилей. Западноевропейское исследование садов регулярного стиля обращают внимание на отличительные черты итальянских садов, голландских, французских… Так, например, по определению Эдварда Хайамся, голландские регулярные сады отличаются интимностью, уютностью и обилием цветов. Французские регулярные сады величественны, используют большие массы деревьев и вьющиеся вечнозеленые растения и в гораздо меньшей степени цветы.

Есть еще одна особенностью в развитии стилей садово-паркового искусства, о которой следует сказать. Между стилями в садовом искусстве нет таких резких переходов, какие существуют в других искусствах: деревья растут медленно, их сажают на вырост, с расчетом на будущее, иногда далекое, и площадь для садов и парков по большей части «традиционна»: она связана уже с существующими на ней зданиями и постройками, а потому с трудом поддается переустройству. Новый стиль в садовом искусстве возникает не «рядом» со старым, как в большинстве искусств, а приходит на смену ему на том же участке земли. К старым же насаждениям во все века существовало бережное отношение: деревья ценились, и особенно самые старые; сохранялась старая планировка садов, старые строения. Поэтому смены совершались медленно. Сады не строились, а преобразовывались их старых.

Есть еще одна особенность садово-паркового искусства, о которой забываю вовсе. Сады и парки были теснейшим образом связаны не только с идеями и вкусами общества, но также и с бытом их хозяев, с укладом жизни современников. Сады устраивались для размышлений, для поэтических мечтаний, для ученных занятий, в Средние века — для молитв и благочестивых бесед, а в Новое время — для приема гостей, их узкого круга или широкого, для празднеств, иногда для официальных приемов послов (как в Англии), иногда для любовных утех и интимных свиданий, а в период Романтизма — для меланхолических прогулок и т.д.; в каждую эпоху по-своему.

Сады Ренессанса возрождали античные сады Лицея или Академии, в них собирались по преимуществу ученные и художники. Вместе с тем, Ренессанс создавал сады для знати; эти сады отвечали потребностям быта аристократии: в них устраивались приемы и дружеские собеседования. Сады должны были соответствовать темам этим собеседований — преимущественно ученых, философских. В поздний период Средних веков и в эпоху Ренессанса обязательным было музицирование в садах, танцы и игры. Немногочисленные хозяева и их гости должны были иметь возможность срывать с деревьев и кустов плоды, украшать себя сорванными цветами, находить в садах молитвенное или философское уединение.

В садах Барокко была усилена их семантическая сторона и элемент иронии. Сады эпохи просвещенного абсолютизма во Франции, а частично и в Англии, прославляли монарха аллегорическими изображениями, фонтанными группами и скульптурами. Сады Версаля были, например, насыщены солнечной символикой, ибо прославляли «короля-солнце».

От садов не отделимы, как отделяют сейчас, — оранжереи, парники, иногда молочные фермы, банкетные киоски и концертные залы, «эрмитажи», купальни. Одним словом, сад в каждую эпоху охватывал ту или иную территорию, тот или иной круг бытовых объектов. И он настолько тесно был связан с социальным устройством общества, что о полном восстановлении сада на ту или иную дату, особенно на дату его закладки (к тому же закладывался сад с расчетом на будущее), нечего и помышлять. В современных условиях не только невозможно собрать сотни садовников, садовых рабочих, как их собирали в свое время из крепостных или солдат, но невозможно восстановить и те здания, и представления о природе, которые существовали у посетителей сада в свое время и воздействовали на их эстетическое восприятие сада, побуждали собирать в саду типичные для своего времени «редкости», в настоящее время благодаря упростившимся отношениям между странами в большинстве случаев преставшие быть таковыми. Сейчас разведение многих редчайших растений (редчайших для XVII или XVIII вв.) в эстетических целях могло бы показаться неуместным и бессмысленным чудачеством, но сбросить его со счетов садово-паркового искусства прежних веков никак нельзя.

Из этого следует, что полная реставрация садов в том их эстетическом и познавательно-идеологическом аспекте, который был действенен в свой век и в своих условиях, просто невозможна. И отдых был разный в различные эпохи, и «садовый быт» был каждый раз иным, тесно связанный с социальным строем эпохи, с тем кругом людей, для которых сад предназначался, с культурными запросами и эстетическими представлениями своего времени. Садовое искусство меньше других поддается реставрации, если под реставрацией понимать законченное восстановление сада в его действенной и адекватной эпохе эстетической форме.

Итак, — сад — не мертвый, а функциональный объект искусства. Его посещают, в нем гуляют, отдыхают, размышляют, развлекаются — во всякую эпоху по—своему. Он не может быть музеефицирован в той мере, в какой эта музеефикация возможна для архитектурного объекта.

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: