Орхидеи Ниро Вульфа

Ниро Вульф – частный детектив, вымышленный персонаж цикла детективных романов писателя Рекса Стаута. Чем же этот персонаж интересен для любителей орхидей? У Вульфа было весьма занятное увлечение – садоводство. Этому делу, не смотря на свой жесткий распорядок дня и нелюбовь к передвижению не только по своему огромному дому, но и за его пределы, он посвящал 2 часа утром и 2 часа вечером.

Давайте более подробно рассмотрим привычки и характер персонажа Ниро Вульфа. Основным жизненным принципом он считал максимальный комфорт благодаря материальной независимости и занятии тремя видами деятельности: тренировка мозгов, гурманство и цветоводство. Первый вид деятельности реализовывался благодаря раскрытию разных преступлений. Для того, чтобы минимально прикладывать физические усилия для чего либо, в его доме проживало трое человек:

Арчи Гудвин – личный секретарь и оперативник, который и собирал для детектива все факты о совершенных преступлениях, ведь сам Ниро Вульф очень редко выходил из дому;
Фриц Бреннер – личный повар;
Теодор Хорстман – личный садовод.

Ниро Вульф владел трёхэтажным особняком в Нью-Йорке, на крыше которого находилась большая оранжерея для орхидей. Оранжерея была поделена на три отсеки с разными температурными режимами, отдельно зимний сад, камера для обработок пестицидами, кладовка, комната для пересадок и каморка для садовника. В оранжерее Вульфа было около 10 тысяч взрослых цветущих орхидей и как все они помещались на крыше – загадка.

Субстратом для растений, в то время (1934-1968), служили корневища папоротника осмунды королевской и мох сфагнум. Промытые от земли и нарезанные корни смешивали с мхом и сажали орхидею, плотность субстрата в горшке была настолько велика, что сразу после посадки растение можно было приподнять «за ушки». Вскоре осмунду королевскую признали редким видом и запретили использовать в промышленных количествах. Пришлось искать замену и исследователи выяснили, что субстратом для орхидных могут быть разные компоненты от сложных до самых простых, как молотая древесная кора или полистироловые шарики.

Ниро Вульф с садовником Хорстманом использовали осмунду, волокнистый верховой торф специально привезенный из-за границы и мох сфагнум. На дно каждого горшка он предпочитал ставить дренаж в виде битых глиняных черепков. Он со своим помощником знал все тонкости полива, подкормок и температурных режимов, ведь в оранжерее росли самые разнообразные представители орхидей. По сложившейся еще в 19 веке традиции английских садоводов, оранжерея была разделена на три отсека в зависимости от температурного режима. В теплой оранжерее росли фаленопсисы, онцидиумы, ванды, некоторые виды венериных башмачков. В умеренной Вульф выращивал каттлеи, лелии, дендробиумы и гибриды, которые требовали теплого содержания в течение всего года, но в зимний сезон ночная температура понижалась до 12 – 15 С. В холодной оранжерее ночная температура зимой понижалась до 10-12 С где росли цимбидиумы, одонтоглоссумы, целогины, мильтонии, масдевалии и другие высокогорные виды.

Свое предпочтение детектив отдавал Мильтонии из холодной оранжереи и выращивал только природные виды. Все Мильтонии о которых упоминается в романах выделены в род мильтониопсис (Miltoniopsis) и насчитывают всего шесть видов. Наиболее часто упоминаются мильтониопсис Роэзла (M. roezlii) и мильтониопсис Флагоносная (M. vexillaria). Ареалом обитания этих орхидей являются горы Колумбии. Они обе имеют похожий внешний вид с большими цветками, которые в диаметре достигают 10 см, и отличаются окрасом. У мильтониопсис Роэзла цветки снежно-белые с пурпурными пятнами у основания лепестков и оранжево-желтым пятном в основании губы, а у мильтониопсис Флагоносной цветки окрашены в разные оттенки розового и пурпурного цветов. Цветки, кроме яркого окраса имеют сильный аромат садовых роз. Практически круглогодичное цветение порадует глаз. Но у этих прелестных цветов есть один недостаток, после среза они практически сразу увядают.

В теплой оранжерее любимицей Ниро Вульфа была фаленопсис Афродита (Phalaenopsis aphrodite), ведь не раз спускаясь из оранжереи он ставил в воду ее срезанные цветоносы. В конце 19 века ее называли «королевой орхидей». Эта моноподиальная орхидея имела 5-10 плотных мясистых листьев зеленого цвета длиной в 50 см. Цветонос достигал дины в 1 метр и еще ветвился, создавая цветоносы второго порядка и увеличивая их общее количество. Цветки окрашены в молочно-белый цвет, а губа имеет желтый или пурпурный оттенок. Диаметр цветка 6-8 см. Благодаря тому, что цветонос развивает боковые побеги постепенно его цветение длится достаточно долго. Взрослое растение может давать до трех цветоносов в год и с появлением нового листка появляется новый цветонос.

Какие же орхидеи любил Ниро Вульф?

Самыми любимыми орхидеями Вульфа были каттлеи и их гибриды, о них упоминается в 10 романах. Фантастически крупные цветки нежного окраса с приятным ароматом. Их изюминкой является крупная и ярко окрашенная губа. Окрас этих орхидей очень разнообразный от зеленовато-белого до ярко-желтого и красно-коричневого. Они легко скрещиваются не только между собой, но и с другими видами и поэтому стали родоначальниками многих гибридов. Ниро Вульф пытался самостоятельно выводить новые виды.

Читайте также:

Фото глоксинии

Удивительно, но этот персонаж участвовал в выставках и получал медали. Его мечтой было вывести орхидею девственно белого или совершенно черного окраса. Этот герой делится опытом выращивания орхидей со своими читателями. В 19 веке не каждый садовод мог похвастаться выращенной из семян орхидеей. Это связано с тем, что похожие на пыль семена орхидеи не имеют никаких полезных веществ и в естественных условиях прорастают с помощью особого эндомикоризного грибка, из сотен тысяч семян прорастали только единицы.

Но в 20 веке ученые обнаружили, что орхидеи можно проращивать семена без участия грибков. Благодаря этому открытию технология выращивания стала доступна всему миру и сейчас насчитывается около 100 тысяч не только межвидовых, но и межродовых гибридов орхидей.

Работа Вульфа и Хорстмана впечатляет ведь для того чтобы получить сеянцы для высадки очень сложно и занимает длительное время. Банки с проростками ставят в специальные климат камеры со специальным температурным режимом, освещенностью и влажностью и там они проводят около года перед высадкой в оранжерею. Сеянцы фаленопсисов только в самых благоприятных условиях способны зацвести через 3-4 года, а сеянцы каттлей и венериных башмачков – через 5-7 лет. После цветения Вы можете заметить какие-то дефекты на цветках и годи работы потрачены напрасно.

Стоит заметить Ниро Вульф относился к цветоводству очень ответственно. В одном из романов упоминается, что он тщательно следил за тем, чтобы в его цветнике не появился вредитель. В оранжерея была оборудована камера для фумигации и ни одно растение туда не попадало без предварительной обработки. Во время отъезда на выставку он заметил на одном из растений мучнистого червеца и сразу послал телеграмму Хорстману, чтобы он проверил все орхидеи и при необходимости предотвратил распространение вредителя.

В коллекции орхидей Ниро Вульфа имеются два достаточно известные гибрида, которые со временем стали прародителями множества сортов орхидей. Это лелиокаттлея Люстре «Вестонбирт» (Laeliocattleya Lustre «Westonbirt») и цимбидиум Александрa «Вестонбирт» (Cymbidium Alexanderi «Westonbirt»). Оба гибрида были созданы гибридизатором Х. Г. Александером. Лелиокаттлея Люстре «Вестонбирт» впервые зацвела в 1907 году и приятно удивила общество крупными пурпурно-розовыми цветками.

Цимбидиум Александра «Вестонбирт» был выведен в 1911 году и имел цветки бело-розового цвета. На основе цимбидиума Александра было выведено множество белых и розовых сортов цимбидиумов. Благодаря этому сорту в Европе именно цимбидиумы стали популярной срезочной культурой.

Именно у персонажа Ниро Вульфа есть чему поучится не только цветоводам-новичкам но и профессионалам.

Флористика

Секреты цветочного дела

Главная
Флористика
- Свадебная флористика
- Составление букетов
- Сухоцветы
- Флористика
Цветы
- Интересные факты о цветах
- Комнатные растения
- Цветы
Цветочный бизнес
Уход за цветами
- Дачный ответ
- Уход за комнатными растениями
Добавить статью
О нас
- Вакансии
- Используем
- Команда
- Контакты
- Наши правила
- Про проект
- Ответственность
- Партнерам
- Планы и цели
- Преимущества работы
- Принцип работы
- Реклама
- Рекомендуем почитать
- Услуги
- ЧаВо
Новости
Блог

Орхидеи – содержанки Ниро Вульфа

Однажды, лет десять назад, меня позвали к телефону. Звонили из какой-то редакции и просили проконсультировать по поводу названий некоторых орхидей. Гораздо позже я узнала, что, таким образом, при помощи одного телефонного разговора, редактор попробовал решить проблему правильного перевода и произношения латинских названий орхидей для впервые издающихся в нашей стране детективных романов Рекса Стаута о знаменитом сыщике Ниро Вульфе.

Конечно, такое небрежное обращение с драгоценными текстами признанного классика американского детектива в нашей стране могли заметить только немногие специалисты и любители, с насмешкой читая исковерканные названия орхидей. А вот на родине Стаута к орхидеям Ниро Вульфа всегда относились с большим почтением, я не раз читала в американской периодике статьи, в которых скрупулезно подсчитывалось количество упомянутых в романах видов орхидей, расположение и температурные характеристики оранжерей, а также другие садоводческие мелочи.

Всего Стаут написал 48 романов о Ниро Вульфе. Об увлечении сыщиком орхидеями там всегда говорится вскользь, однако, мелкие подробности уличают Стаута в глубоком знании предмета и серьезном отношении к этой стороне жизни главного героя. Чтобы всем было понятно, о чем идет речь, напомню читателю об основных принципах, определяющих уклад жизни Ниро Вульфа, которым он следовал скрупулезно и безоговорочно.

Основным жизненным принципом Вульфа был максимальный комфорт, который заключался в материальной независимости и занятии тремя интересными и приятными вещами: тренировке мозгов в процессе раскрытия запутанных преступлений, гурманстве и цветоводстве. Поскольку все эти занятия требовали некоторого количества мускульных усилий, у Вульфа было три помощника, постоянно проживающих в его особняке и выполняющих всю черную работу: Арчи Гудвин, от лица которого ведется повествование во всех романах, был оперативником и личным секретарем, Фриц Бреннер – личным поваром, а Теодор Хорстман – личным садовником.

Страсть к орхидеям – ничуть не слабее других человеческих страстей, ее можно сравнить и с коллекционированием, и с чревоугодием, и с любовью к власти и женщинам. Заключив себя в четырех стенах, Вульф жил полной, насыщенной жизнью, его мир включал в себя несколько несоприкасающихся между собой кругов – криминальный, гурманский и мир любителей орхидей. Вероятно, авторам криминального детектива или тем, кто пишет о вкусной и здоровой пище, есть, о чем поговорить с читателем в связи с технологией раскрытия преступлений или секретами приготовления изысканных блюд на кухне Ниро Вульфа, я же предлагаю обсудить наиболее близкий мне предмет – орхидеи Вульфа с точки зрения их агротехники.

Представьте себе трехэтажный особняк в Нью – Йорке, на крыше которого имеется большая оранжерея с тремя температурными отсеками, зимним садом, камерой для обработок пестицидами, кладовкой, комнатой для пересадок и каморкой садовника. Это и есть тот особый мир, в котором растут и цветут десять тысяч орхидей и где Вульф ежедневно проводит 4 часа – с 9 до 11 утром и с 14 до 18 днем. Как и каждого садовника, меня всегда немного смущало огромное число растений, которое росло у Вульфа на сравнительно небольшой площади. Ведь чтобы разместить десять тысяч горшков с взрослыми цветущими орхидеями необходимо, по крайней мере, 400 квадратных метров стеллажной площади.

Эта площадь могла бы быть и поменьше, если бы часть растений выращивалась не в горшках, а на блоках из стволов древовидных папоротников или кусков коры, подвешенных под крышей оранжереи. Однако, хотя это и кажется невероятным сегодня, во времена написания романов о Ниро Вульфе (то есть в 1934 – 68 годах) все орхидеи у европейских и американских садоводов выращивались только в горшках и корзинках.

Основным субстратом, которым пользовались в то время, были корневища папоротника осмунды королевской (Osmunda regalis). Нарезанные кусками промытые от земли корневища смешивали со сфагновым мхом и сажали в этот субстрат орхидеи, причем набивали горшки так плотно, что растение сразу же после посадки можно было приподнять со стеллажа “за ушки”. Затем осмунда королевская была признана редким видом, ее повсеместно запретили собирать в промышленных количествах и вывозить из мест естественного произрастания. Лишившись основного субстрата, орхидееводы всего мира стали экспериментировать с различными органическими и неорганическими материалами.

Вскоре они выяснили, что эпифитные орхидеи можно выращивать на самых разнообразных субстратах – от сложных, состоящих из множества смешанных в определенных пропорциях компонентов до простой молотой древесной коры или даже полистироловых шариков. Эпифитные орхидеи могут приспособиться к самым разнообразным субстратам, нужно только правильно подобрать все другие условия – частоту увлажнения, степень просушки между поливами, систему подкормок, влажность воздуха, освещенность и так далее.

Вульф и его садовник Хорстман в качестве субстрата для своих орхидей также предпочитали осмунду, хотя использовали и торф (по-видимому, это был волокнистый верховой торф, специально выписываемый из-за границы), а также мох сфагнум. На дно каждого горшка они обязательно клали основательный слой дренажа в виде битых глиняных черепков. Пользуясь этими субстратами, наши садовники виртуозно освоили все тонкости полива и подкормок, поскольку у них хорошо росли и прекрасно цвели самые разнообразные орхидеи.

Итак, десять тысяч горшков с орхидеями выращивались в трех оранжереях с разными температурными режимами. Такая традиция сложилась еще в XIX веке, когда английские садовники рекомендовали разделять все орхидеи в больших коллекциях по требованиям к температуре на три части. В теплой оранжерее Вульф выращивал фаленопсисы, онцидиумы, ванды, некоторые виды венериных башмачков. В каттлейной (умеренной) оранжерее были собраны каттлеи, лелии, дендробиумы и гибриды, которые требовали теплого содержания в течение всего года, кроме зимнего сезона, во время которого ночная температура понижалась до 12-15 С. В холодной оранжерее с зимней ночной температурой 10-12 С у Вульфа росли цимбидиумы, одонтоглоссумы, целогины, мильтонии, масдевалии и другие высокогорные виды..

Черные орхидеи

Страницы:
1
2
3
4
5
>
Последняя

Глава 1

Понедельник — на выставке цветов. Вторник — на выставке цветов. Среда — на выставке цветов. И это я, Арчи Гудвин. Как же так?

Я не отрицаю — цветы приятны, но миллион цветов вовсе не в миллион раз приятнее одного-единственного. Вот устрицы — вкусная штука, но кому же придет в голову съесть содержимое целого бочонка?

Я не особенно возмущался, когда Ниро Вульф послал меня туда. Я отчасти ожидал этого. После шумихи, поднятой вокруг выставки воскресными газетами, было ясно, что кому-то из наших домашних придется пойти взглянуть на эти орхидеи. А раз Фрица Бреннера нельзя отделить от кухни так надолго, а самому Вульфу, как известно, больше всего подходит кличка Покоящееся Тело, вроде тех тел, о которых толкуют в учебниках физики, было похоже, что выбор падет на меня. Меня и выбрали.

Когда Вульф в шесть часов спустился из оранжереи и вошел в контору, я отрапортовал:

— Я видел их. Украсть образчик было невозможно.

Он ухмыльнулся, опуская себя в кресло:

— Я и не просил тебя об этом.

— Никто и не говорит, что просили, просто вы ждали, что я сделаю это. Их три — они под стеклянным колпаком, и рядом прохаживается охранник.

— Какого они цвета?

— Черные цветы никогда не бывают черными. Какого они цвета?

— Ну, — я раздумывал, — представьте себе кусок угля. Не антрацит, а просто каменный уголь.

— Минутку. Полейте его темной патокой. Да, так будет похоже.

— Тьфу. Ты не можешь точно определить этот цвет. И я не могу.

— Что ж, пойду куплю кусок угля, и мы попробуем.

— Нет. А лабеллии там есть?

— Да, патока поверх угля. Лабеллий много, не такая масса, как аурей, но почти столько же, сколько труффаутиан. Возле пестика орхидеи они слегка оранжевые.

— Никаких следов увядания?

— Завтра отправляйся туда опять и посмотри, не вянут ли лепестки у самого основания. Ты знаешь обычные признаки. Я хочу знать, брали ли с них пыльцу.

Вот так я оказался там снова во вторник после ленча. Тем же вечером, в шесть часов, прибавил несколько деталей к моему описанию и доложил, что признаков увядания нет.

Я уселся за свой стол напротив Вульфа и постарался придать холодность взгляду.

— Не будете ли вы так добры объяснить мне, — обратился я с любезной просьбой, — почему женщины, которые ходят на цветочные выставки, все на один манер — их ни с кем не спутаешь? По крайней мере на девяносто процентов. Особенно если смотреть на ноги. Это что — правило? А может, им всем никогда не дарили цветов, они потому и ходят — поглядеть? Или, может…

— Заткнись. Не знаю. Иди завтра туда опять и отыскивай признаки увядания.

Видя, как он мрачнеет с каждым часом, и все из-за трех дурацких орхидей, нельзя было не понять, что он уже дошел до ручки. И я снова отправился туда в среду, а попал домой не раньше семи.

Входя в контору, я увидел, что он сидит за своим столом с двумя пустыми пивными бутылками на подносе и наливает в стакан из третьей.

— Ты заблудился? — осведомился он.

Я не стал обижаться, понимая, что внешний мир Вульф представляет себе довольно смутно. Пожалуй, он досиделся в своей берлоге до того, что и не поверил бы, что человек в состоянии преодолеть несколько кварталов без посторонней помощи. Я объяснил, что никаких признаков увядания не обнаружил.

Сев за свой стол, я просмотрел почту, а потом поднял на него глаза и сказал:

— Я подумываю о женитьбе.

Его полуопущенные веки не шевельнулись, но я заметил, что взгляд его изменился.

— Мы могли бы поговорить откровенно, — продолжал я. — Я прожил в этом доме больше десяти лет, составлял ваши письма, защищал вас от телесных повреждений, заботился, чтобы вы не спали постоянно, снашивал шины вашего автомобиля и собственные ботинки. Рано или поздно одно из моих поползновений жениться должно оказаться не просто шуткой. И откуда вам знать, как обстоит дело на этот раз?

Он издал неопределенный звук и потянул к себе стакан.

— О’кей, — сказал я. — Вы достаточно хороший психолог, чтобы знать, что означает, когда мужчине постоянно хочется говорить о какой-нибудь девушке. Предпочтительнее, конечно, с кем-то, кто проявляет внимание. Вы можете себе представить, что это значит, если я хочу говорить о ней даже с вами. Важнее всего, что сегодня я видел, как она мыла ноги.

Он поставил стакан на место:

— Значит, ты был в кино. Сегодня. Это было…

— Нет, сэр, вовсе не в кино. Плоть, и кости, и кожа. Вы когда-нибудь были на выставке цветов?

Вульф закрыл глаза и вздохнул

— Так или иначе, — продолжал я, — вы ведь, конечно, видели открытки с этих выставок и знаете, что миллионеры и крупные фирмы всегда придумывают что-нибудь эдакое. Вроде японского сада, или «сада камней», или пикардийских роз. В этом году «Ракер и Дилл» — они специализируются на семенах и рассаде — превзошли всех: устроили прямо-таки уголок природы. Кусты, опавшие листья, зеленая трава, полно полевых цветов, несколько деревьев с белыми цветами и полянка с прудом и камнями. Мужчина и девушка устраивают пикник. Они там весь день — с одиннадцати до половины седьмого и с восьми до десяти вечера. Сначала собирают цветы, потом завтракают. Сидят на траве и читают. А в четыре мужчина ложится, закрывает лицо газетой и начинает дремать. В это время девушка снимает чулки и туфли и опускает ноги в воду. Тут толпа просто рвет веревки. Лицо и фигура у нее прелестные, но ноги — прямо произведение искусства. Разумеется, она старается не замочить юбку, а вода быстро бежит по камням. Говоря как художник…

— Ха! Ты не смог бы нарисовать даже…

— Я не сказал «рисуя как художник», я сказал «говоря как художник». Я знаю, о чем говорю. О слиянии линий в гармоничное сочетание. Это на меня действует. Я люблю изучать…

— У нее длинноваты икры.

Я посмотрел на него с удивлением. Он ткнул пальцем в газету на столе:

— Вот ее снимок в «Пост». Ее зовут Энн Трейси. Она стенографистка у «Ракер и Дилл» в конторе. Ее любимое блюдо — ежевичный пирог с мороженым.

— Она не стенографистка! — Я вскочил. — Она секретарь! Секретарь В. Дж. Дилла! — Я нашел страницу в «Пост». — У нее чертовски ответственная работа. Допускаю, что икры выглядят здесь чуть длинноватыми, но это просто плохое фото. Неверный ракурс. Во вчерашнем «Таймс» получше, и статья…

— Тогда вы должны представить, что я чувствую. Я снова сел. — Мужчины забавны, — сказал я философски. — Пока девушка с таким лицом и фигурой просто жила со своими папой и мамой и записывала, что диктует В. Дж. Дилл, похожий на лягушку, хотя он и президент Атлантического общества садоводов (он был там сегодня), — кто знал ее и замечал? Но посадите ее в людное место, заставьте снять туфли и чулки и опустить ноги в воду на третьем этаже «Гранд сентрал палас». И что получается? Билли Роуз приходит посмотреть на нее. Завсегдатаев киношек приходится выгонять силком. Фотографов — целый батальон. Льюис Хьюитт приглашает ее обедать.

— Хьюитт? — Вульф открыл глаза. — Льюис Хьюитт?

Я знал, что это имя испортит ему пиво. Льюис Хьюитт — тот самый миллионер, в чьем поместье на Лонг-Айленде вырастили черные орхидеи, породившие в Вульфе такие пароксизмы зависти, каких в его прежних ребячествах мне не приходилось наблюдать.

— Ага, — весело сказал я, — сам Лью в пальто, которое стоит двести долларов, и в перчатках из кожи молодой газели, вскормленной медом и молоком, и с тростью, по сравнению с которой ваша лучшая «малакка» не более чем кусок рыболовной удочки. Я видел, как Энн выходила с ним меньше часа назад, перед тем как я уехал. К ее плечу была приколота черная орхидея! Вероятно, он сам ее срезал. Она — первая женщина, удостоившаяся чести носить черную орхидею. А всего лишь на прошлой неделе она своими прелестными пальчиками печатала на машинке. — Я улыбнулся: — Этому Лью надо было хоть чем-то превзойти остальных. Там ведь полно мужчин, которые не в состоянии отличить пестика от тычинки. У парня, что устраивает с нею пикник, фатоватая ухмылка. Его зовут Гарри Гулд, он садовник в компании Дилла. Еще видел небритого старикашку, который смотрит на нее, будто собирается молиться. Благообразный молодой человек с серьезным подбородком прогуливается, делая вид, что не смотрит на нее. Его зовут Фред Апдерграф, владелец «Оранжерей Апдерграфа, Эри, штат Пенсильвания». У них выставка неподалеку. И еще масса других, начиная с меня. Ваш приятель Лью собирается стать моим соперником. Вчера Энн случайно улыбнулась мне, и я вспыхнул с ног до головы. Намерения у меня честные и вполне определенные. Посмотрите на эту ее фотографию, а теперь взгляните сюда. — Я поставил ногу на край стола и задрал штанину до колена. — Представьте, что я сниму ботинок и носок, и присовокупите ваши познания в селекции. Какой бы мог получиться результат, если…

— Тьфу, — произнес Вульф, — перестань пачкать стол. Завтра ты пойдешь туда снова и будешь искать признаки увядания, а здесь появишься ровно в шесть.

Но он не выдержал. На следующий день за ленчем его любопытство наконец вылилось через край. Он отставил чашечку кофе с видом человека, готового во имя долга перенести все испытания, и сказал мне:

— Приготовь машину, пожалуйста. Я еду сам, чтобы взглянуть на эти пресловутые цветы.

Страницы:
1
2
3
4
5
>
Последняя

ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Черные орхидеи

НАСТРОЙКИ.

СОДЕРЖАНИЕ.

СОДЕРЖАНИЕ

1
2
3
4
» .
21

Понедельник – на выставке цветов. Вторник – на выставке цветов. Среда – на выставке цветов. И это я, Арчи Гудвин. Как же так?

Я не отрицаю – цветы приятны, но миллион цветов вовсе не в миллион раз приятнее одного- единственного. Вот устрицы – вкусная штука, но кому же придет в голову съесть содержимое целого бочонка?

Когда Вульф в шесть часов спустился из оранжереи и вошел в контору, я отрапортовал:

– Я видел их. Украсть образчик было невозможно.

Он ухмыльнулся, опуская себя в кресло:

– Я и не просил тебя об этом.

– Никто и не говорит, что просили, просто вы ждали, что я сделаю это. Их три – они под стеклянным колпаком, и рядом прохаживается охранник.

– Какого они цвета?

– Черные цветы никогда не бывают черными. Какого они цвета?

– Ну, – я раздумывал, – представьте себе кусок угля. Не антрацит, а просто каменный уголь.

– Минутку. Полейте его темной патокой. Да, так будет похоже.

– Тьфу. Ты не можешь точно определить этот цвет. И я не могу.

– Что ж, пойду куплю кусок угля, и мы попробуем.

– Нет. А лабеллии там есть?

– Да, патока поверх угля. Лабеллий много, не такая масса, как аурей, но почти столько же, сколько труффаутиан. Возле пестика орхидеи они слегка оранжевые.

– Никаких следов увядания?

– Завтра отправляйся туда опять и посмотри, не вянут ли лепестки у самого основания. Ты знаешь обычные признаки. Я хочу знать, брали ли с них пыльцу.

Я уселся за свой стол напротив Вульфа и постарался придать холодность взгляду.

– Не будете ли вы так добры объяснить мне, – обратился я с любезной просьбой, – почему женщины, которые ходят на цветочные выставки, все на один манер – их ни с кем не спутаешь? По крайней мере на девяносто процентов. Особенно если смотреть на ноги. Это что – правило? А может, им всем никогда не дарили цветов, они потому и ходят – поглядеть? Или, может…

– Заткнись. Не знаю. Иди завтра туда опять и отыскивай признаки увядания.

– Ты заблудился? – осведомился он.

Сев за свой стол, я просмотрел почту, а потом поднял на него глаза и сказал:

Читайте также:

Бегонии декоративнолистные

– Я подумываю о женитьбе.

Его полуопущенные веки не шевельнулись, но я заметил, что взгляд его изменился.

– Мы могли бы поговорить откровенно, – продолжал я. – Я прожил в этом доме больше десяти лет, составлял ваши письма, защищал вас от телесных повреждений, заботился, чтобы вы не спали постоянно, снашивал шины вашего автомобиля и собственные ботинки. Рано или поздно одно из моих поползновений жениться должно оказаться не просто шуткой. И откуда вам знать, как обстоит дело на этот раз?

Он издал неопределенный звук и потянул к себе стакан.

– О’кей, – сказал я. – Вы достаточно хороший психолог, чтобы знать, что означает, когда мужчине постоянно хочется говорить о какой-нибудь девушке. Предпочтительнее, конечно, с кем-то, кто проявляет внимание. Вы можете себе представить, что это значит, если я хочу говорить о ней даже с вами. Важнее всего, что сегодня я видел, как она мыла ноги.

Он поставил стакан на место:

– Значит, ты был в кино. Сегодня. Это было…

– Нет, сэр, вовсе не в кино. Плоть, и кости, и кожа. Вы когда-нибудь были на выставке цветов?

Вульф закрыл глаза и вздохнул

– Так или иначе, – продолжал я, – вы ведь, конечно, видели открытки с этих выставок и знаете, что миллионеры и крупные фирмы всегда придумывают что-нибудь эдакое. Вроде японского сада, или «сада камней», или пикардийских роз. В этом году «Ракер и Дилл» – они специализируются на семенах и рассаде – превзошли всех: устроили прямо-таки уголок природы. Кусты, опавшие листья, зеленая трава, полно полевых цветов, несколько деревьев с белыми цветами и полянка с прудом и камнями. Мужчина и девушка устраивают пикник. Они там весь день – с одиннадцати до половины седьмого и с восьми до десяти вечера. Сначала собирают цветы, потом завтракают. Сидят на траве и читают. А в четыре мужчина ложится, закрывает лицо газетой и начинает дремать. В это время девушка снимает чулки и туфли и опускает ноги в воду. Тут толпа просто рвет веревки. Лицо и фигура у нее прелестные, но ноги – прямо произведение искусства. Разумеется, она старается не замочить юбку, а вода быстро бежит по камням. Говоря как художник…

– Ха! Ты не смог бы нарисовать даже…

– Я не сказал «рисуя как художник», я сказал «говоря как художник». Я знаю, о чем говорю. О слиянии линий в гармоничное сочетание. Это на меня действует. Я люблю изучать…

– У нее длинноваты икры.

Я посмотрел на него с удивлением. Он ткнул пальцем в газету на столе:

– Вот ее снимок в «Пост». Ее зовут Энн Трейси. Она стенографистка у «Ракер и Дилл» в конторе. Ее любимое блюдо – ежевичный пирог с мороженым.

– Она не стенографистка! – Я вскочил. – Она секретарь! Секретарь В. Дж. Дилла! – Я нашел страницу в «Пост». – У нее чертовски ответственная работа. Допускаю, что икры выглядят здесь чуть длинноватыми, но это просто плохое фото. Неверный ракурс. Во вчерашнем «Таймс» получше, и статья…

– Тогда вы должны представить, что я чувствую. Я снова сел. – Мужчины забавны, – сказал я философски. – Пока девушка с таким лицом и фигурой просто жила со своими папой и мамой и записывала, что диктует В. Дж. Дилл, похожий на лягушку, хотя он и президент Атлантического общества садоводов (он был там сегодня), – кто знал ее и замечал? Но посадите ее в людное место, заставьте снять туфли и чулки и

Страсть к орхидеям. Орхидеи Ниро Вульфа

ЖАНРЫ 360
АВТОРЫ 276 820
КНИГИ 652 572
СЕРИИ 24 933
ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 610 390

Я не отрицаю – цветы приятны, но миллион цветов вовсе не в миллион раз приятнее одного-единственного. Вот устрицы – вкусная штука, но кому же придет в голову съесть содержимое целого бочонка?

Когда Вульф в шесть часов спустился из оранжереи и вошел в контору, я отрапортовал:

– Я видел их. Украсть образчик было невозможно.

Он ухмыльнулся, опуская себя в кресло:

– Я и не просил тебя об этом.

– Какого они цвета?

– Черные цветы никогда не бывают черными. Какого они цвета?

– Ну, – я раздумывал, – представьте себе кусок угля. Не антрацит, а просто каменный уголь.

– Минутку. Полейте его темной патокой. Да, так будет похоже.

– Тьфу. Ты не можешь точно определить этот цвет. И я не могу.

– Что ж, пойду куплю кусок угля, и мы попробуем.

– Нет. А лабеллии там есть?

– Никаких следов увядания?

Я уселся за свой стол напротив Вульфа и постарался придать холодность взгляду.

– Заткнись. Не знаю. Иди завтра туда опять и отыскивай признаки увядания.

– Ты заблудился? – осведомился он.

Сев за свой стол, я просмотрел почту, а потом поднял на него глаза и сказал:

– Я подумываю о женитьбе.

Его полуопущенные веки не шевельнулись, но я заметил, что взгляд его изменился.

Он издал неопределенный звук и потянул к себе стакан.

Он поставил стакан на место:

– Значит, ты был в кино. Сегодня. Это было…

– Нет, сэр, вовсе не в кино. Плоть, и кости, и кожа. Вы когда-нибудь были на выставке цветов?

Вульф закрыл глаза и вздохнул

– превзошли всех: устроили прямо-таки уголок природы. Кусты, опавшие листья, зеленая трава, полно полевых цветов, несколько деревьев с белыми цветами и полянка с прудом и камнями. Мужчина и девушка устраивают пикник. Они там весь день – с одиннадцати до половины седьмого и с восьми до десяти вечера. Сначала собирают цветы, потом завтракают. Сидят на траве и читают. А в четыре мужчина ложится, закрывает лицо газетой и начинает дремать. В это время девушка снимает чулки и туфли и опускает ноги в воду. Тут толпа просто рвет веревки. Лицо и фигура у нее прелестные, но ноги – прямо произведение искусства. Разумеется, она старается не замочить юбку, а вода быстро бежит по камням. Говоря как художник…

Читайте также:

Уход за пуансеттией

– Ха! Ты не смог бы нарисовать даже…

– У нее длинноваты икры.

Я посмотрел на него с удивлением. Он ткнул пальцем в газету на столе:

Рекс Стаут – Черные орхидеи

Рекс Стаут – Черные орхидеи краткое содержание

Черные орхидеи – читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

– Хьюитт? – Вульф открыл глаза. – Льюис Хьюитт?

Я знал, что это имя испортит ему пиво. Льюис Хьюитт – тот самый миллионер, в чьем поместье на Лонг-Айленде вырастили черные орхидеи, породившие в Вульфе такие пароксизмы зависти, каких в его прежних ребячествах мне не приходилось наблюдать.

– Ага, – весело сказал я, – сам Лью в пальто, которое стоит двести долларов, и в перчатках из кожи молодой газели, вскормленной медом и молоком, и с тростью, по сравнению с которой ваша лучшая «малакка» не более чем кусок рыболовной удочки. Я видел, как Энн выходила с ним меньше часа назад, перед тем как я уехал. К ее плечу была приколота черная орхидея! Вероятно, он сам ее срезал. Она – первая женщина, удостоившаяся чести носить черную орхидею. А всего лишь на прошлой неделе она своими прелестными пальчиками печатала на машинке. – Я улыбнулся: – Этому Лью надо было хоть чем-то превзойти остальных. Там ведь полно мужчин, которые не в состоянии отличить пестика от тычинки. У парня, что устраивает с нею пикник, фатоватая ухмылка. Его зовут Гарри Гулд, он садовник в компании Дилла. Еще видел небритого старикашку, который смотрит на нее, будто собирается молиться. Благообразный молодой человек с серьезным подбородком прогуливается, делая вид, что не смотрит на нее. Его зовут Фред Апдерграф, владелец «Оранжерей Апдерграфа, Эри, штат Пенсильвания». У них выставка неподалеку. И еще масса других, начиная с меня. Ваш приятель Лью собирается стать моим соперником. Вчера Энн случайно улыбнулась мне, и я вспыхнул с ног до головы. Намерения у меня честные и вполне определенные. Посмотрите на эту ее фотографию, а теперь взгляните сюда. – Я поставил ногу на край стола и задрал штанину до колена. – Представьте, что я сниму ботинок и носок, и присовокупите ваши познания в селекции. Какой бы мог получиться результат, если…

– Тьфу, – произнес Вульф, – перестань пачкать стол. Завтра ты пойдешь туда снова и будешь искать признаки увядания, а здесь появишься ровно в шесть.

– Приготовь машину, пожалуйста. Я еду сам, чтобы взглянуть на эти пресловутые цветы.

Таким образом в четверг я оказался на выставке цветов в четвертый раз. Народу было еще больше, чем в предыдущие дни, и тащить Ниро Вульфа на четвертый этаж, где размещались орхидеи, было все равно, что прокладывать слону дорогу через поле битвы. Пару раз нас останавливали знакомые, чтобы обменяться приветствиями. На третьем этаже Вульф пожелал осмотреть экспозицию Ракера и Дилла. Зрители вокруг веревок толпились в три ряда, Гарри и Энн читали. Когда кто-то из зевак сверкнул вспышкой, она и глазом не моргнула.

– Взгляните на ее зубы, когда она улыбается, – сказал я, – взгляните на ее мягкие волосы.

Она держалась увереннее, чем в прежние дни. Год такой жизни испортит ее.

– Посмотрите на листья пионов, немного желтоватые и печальные, ибо она пробудет с ними еще только день.

– Это не пионы. Это азалии и лауреллии, и они желтеют от болезни.

– Называйте это болезнью, если хотите. Они печальны…

Он двинулся вперед, и я чуть не сшиб с ног трех дам, пытаясь оказаться впереди, чтобы прокладывать дорогу.

На четвертом этаже, не обращая внимания на другие орхидеи – хотя там были самые великолепные экземпляры из тех, какие мне приходилось видеть, – он сразу направился к стеклянному колпаку. Табличка гласила: «Неназванный гибрид Хьюитта. Существуют только три экземпляра» Они, безусловно, представляли собой нечто особенное, я не видел ничего подобного ни на одной выставке, не говоря уже о двадцати тысячах растений в оранжерее Вульфа. Я пристроился в стороне и начал наблюдать за лицом Вульфа. Он что-то бормотал себе под нос, потом застыл на расстоянии пяти дюймов от колпака. Его физиономия не выражала никаких эмоций, но мускул на шее подрагивал, выдавая, что все в нем кипит. За четверть часа он ни разу не шевельнулся, даже когда какая-то дама буквально грохнулась на него, пытаясь протиснуться к орхидеям. Хотя вообще то он терпеть не может, когда к нему прикасаются. Потом он отошел, и я решил, что с него хватит.

– Жарко здесь, – сказал он и начал стягивать пальто.

– А, мистер Вульф, вы пришли! – сказал чей-то голос – Вот это комплимент! Что вы о них скажете?

Это был Льюис Хьюитт. Вульф протянул ему руку. Шляпа и пальто на Хьюитте были новые, а трость в руке та же, что накануне, – золотисто-желтая «малакка» с красноватыми крапинками. Любой приказчик из магазина одежды оценил бы его костюм в 830 долларов, не меньше. Он был достаточно высокого роста, чтобы смотреть на Вульфа с демократической улыбкой под аристократическим носом.

– Они интересные, – сказал Вульф.

– Разве они не превосходны?! – возмутился Хьюитт. – Если выкрою время, я достану одну из-под колпака, чтобы вы могли рассмотреть получше, но теперь я иду наверх, на обсуждение роз, оно уже началось. Вы побудете еще? Буду признателен. Хелло, Вэйд, я уже бегу.

Это был не кто иной, как В. Дж. Дилл собственной персоной, работодатель моей будущей жены. Во многом это был Хьюитт наоборот. Он смотрел на Вульфа снизу вверх, видавший виды коричневый костюм явно нуждался в утюжке, а его колючие серые глаза, казалось, не умели улыбаться.

– Возможно, вы меня не помните, – говорил он Вульфу, – я был однажды у вас с Рэймондом Пленом.

– Конечно, я вас помню, мистер Дилл.

– Я только что видел Плена внизу, и он сказал мне, что вы здесь. Я собирался звонить вам сегодня. Хотел узнать, не окажете ли вы мне услугу.

– Это зависит от того, какого рода услуга.

– Сейчас поясню, отойдем в сторонку.

Они отошли, и я последовал за ними.

– Знаете ли вы что-нибудь о пожелтении Курума?

– Слышал об этом – Вульф нахмурился. – Читал в журнале. Неизлечимая болезнь вечнозеленых широколистных. Считают, что это грибок. Впервые обнаружен на азалиях Курума, которые Льюис Хьюитт вывез из Японии. Потом и вы вывезли такие же, и, думаю, Уотсон из Массачусетса тоже. Потом еще Апдерграф потерял целую плантацию, несколько акров растений, которые он называл родалиями.

– Вы и впрямь в курсе дела.

– Я просто помню то, что прочел.

– Вы видели мой павильон внизу?

– Взглянул, когда проходил. – Вульф скорчил гримасу. – Я пришел посмотреть на эти гибриды. У вас весьма красивый кипрский мох. Весьма красивый.

Какой цветок был страстью частного детектива, из романов писателя Р. Стаута?

Еще одна «мания» вспыхнула в XIX веке — выращивание экзотических орхидей, но из-за сложности и дороговизны она не имела значительных масштабов. Отголоски этого увлечения любители детективной литературы найдут в романах одного из классиков этого жанра — американского писателя Рекса Стаута, чей постоянный герой, детектив Ниро Вульф, основной страстью своей жизни считает разведение орхидей.
http://sadweb.ru/?Cvetovodstvo

“Представьте себе трехэтажный особняк в Нью – Йорке, на крыше которого имеется большая оранжерея с тремя температурными отсеками, зимним садом, камерой для обработок пестицидами, кладовкой, комнатой для пересадок и каморкой садовника. Это и есть тот особый мир, в котором растут и цветут десять тысяч орхидей и где Вульф ежедневно проводит 4 часа – с 9 до 11 утром и с 14 до 18 днем. “
Десять тысяч горшков с орхидеями выращивались в трех оранжереях с разными температурными режимами. Такая традиция сложилась еще в XIX веке, когда английские садовники рекомендовали разделять все орхидеи в больших коллекциях по требованиям к температуре на три части. В теплой оранжерее Вульф выращивал фаленопсисы, онцидиумы, ванды, некоторые виды венериных башмачков. В каттлейной (умеренной) оранжерее были собраны каттлеи, лелии, дендробиумы и гибриды, которые требовали теплого содержания в течение всего года, кроме зимнего сезона, во время которого ночная температура понижалась до 12 – 15 С. В холодной оранжерее с зимней ночной температурой 10 – 12 С у Вульфа росли цимбидиумы, одонтоглоссумы, целогины, мильтонии, масдевалии и другие высокогорные виды.

Вульфу очень нравились мильтонии, растущие у него в холодной оранжерее, причем содержал он в основном природные виды, а не гибриды. В настоящее время все упоминаемые в романах Стаута высокогорные колумбийские мильтонии выделены в особый род мильтониопсис (Miltoniopsis), в котором насчитывается всего шесть видов. Наиболее часто упоминаются мильтониопсис Роэзла (M. roezlii) и мильтониопсис флагоносная (M. vexillaria), которые фигурируют в пяти романах. Эти две прекрасные орхидеи растут в горах Колумбии и имеют очень похожие побеги, листья и цветоносы, их цветки в диаметре достигают 10 см, а отличаются они, в основном, своей окраской. У мильтониопсис Роэзла цветки снежно – белые, с пурпурными пятнами в основании лепестков и ярким оранжево – желтым пятном в основании губы, а у мильтониопсис флагоносной цветки могут быть окрашены в разные оттенки розового и пурпурного цветов.

Чего не отнять у Рекса Стаута, автора 48 романов о Ниро Вульфе, так это глубокого знания того мира, в который ежедневно с 9 до 11 и с 14 до 16 погружался знаменитый детектив. Его оранжерея с тремя температурными отсеками располагалась на крыше трехэтажного нью-йоркского особняка. В ней росло и цвело десять тысяч орхидей. По романам легко можно восстановить, какие орхидеи выращивали Вульф и его садовник Хорстман, в каких горшках и на каком субстрате.
В теплой оранжерее цвели фаленопсисы, онцидиумы, ванды, некоторые виды венериных башмачков. В умеренной были собраны каттлеи, лелии, дендробиумы. В холодной росли цимбидиумы, целогины, мильтонии и другие высокогорные виды. Особенно Ниро любил мильтонии и частенько упоминал о них.
— Так как там ваши орхидеи? –поинтересовался Кремер.
— Благодарю вас, сносно, –удивленно ответил Вульф. –Мильтония Роэзла выбросила четырнадцать цветоносов (“Право умереть”, 1964).

Однако самыми любимыми орхидеями Вульфа были каттлеи. Их цветы окрашены в самые разнообразные тона — от зеленовато-белых и лилово-розовых до ярко-желтых и красно-коричневых.
Вульф и сам выводил новые сорта: “Мы как раз писали письмо Льюису Хьюитту, рассказывая о результатах скрещивания каттлеи Гаскелла и каттлеи Мосс. ” (“Сочиняйте сами”, 1959).

За свои гибриды Вульф получал медали на выставках. В романе “Смерть Цезаря”, например, Вульф демонстрировал новый вид венериных башмачков:
“В четыре часа появилось жюри в полном составе. Дальнейшее произошло так быстро, что все наши переживания и тревоги оказались излишними. Вульф получил медаль и все три приза, а его конкурента только похлопали по спине в утешение”.

Всего в романах упоминается о 46 видах и 30 гибридах орхидей, принадлежащих Ниро Вульфу. Ценность их — в денежном выражении — весьма значительна.
Если орхидею из числа тех, что легко размножаются, можно было купить за 10-20 долларов, то редкие растения стоили 300-500 долларов. А цена на коллекционные орхидеи достигала нескольких тысяч. И Вульф готов был выложить 3 тысячи долларов за два корешка редкой целогины пандуровидной с розовыми цветками (“Красная коробка”, 1936).
Более того, Вульф заключил контракт с профессиональным сборщиком орхидей, который за десять тысяч долларов в течение года собирал для него в Центральной Америке неизвестные науке виды.

Арчи Гудвин не без иронии отзывался об увлечении своего патрона: “Орхидеи были его наложницами: безвкусно наряженными, дорогостоящими, паразитическими и темпераментными” (“Лига испуганных мужчин”, 1935).
Чтобы содержать этих наложниц, нужны были большие деньги. Ниро зарабатывал их с помощью своего дара виртуозно раскрывать самые запутанные преступления.